девок там много… слышь, Митяй?
Митяй – черноволосый, с чувственными девчоночьими губами – сидел на соседнем сиденье и, похоже, дремал.
– Эй, Митька, кому спим?
Парень особо не реагировал, лишь отмахнулся да снова привалился башкой к стеклу.
– Ну, – усмехнулся на заднем сиденье Петрович. – Судя по всему, мы снова где-то в середине семидесятых.
– Как обычно, – хмыкнул Макс. – А знаете, меня это уже и не удивляет. Вот если бы к динозаврам попали – тогда да.
– Скажешь тоже – к динозаврам! – Олеся зябко поежилась. – Лучше подумайте, где выходить будем.
– А чего тут думать? – улыбнулся инженер. – На первой же остановке и выйдем – зачем нам куда-то далеко ехать? Дольше потом возвращаться. Как только остановимся, так сразу и… Раньше ведь нам все равно никак – водителя не попросишь!
– Да уж, – нервно хохотнула девушка. – Все никак не могу поверить, что они нас не слышат.
– Зато мы их, похоже, слишком уж хорошо. Ишь разорались-то! – Григорий Петрович кивнул на сидевших чуть впереди парней.
Те, разбудив наконец черноволосого смазливца Митяя, принялись что-то с жаром обсуждать, время от времени косясь на остальных пассажиров. Тихомиров особо не прислушивался, но деваться-то все равно было некуда, пришлось потреблять навязываемую информацию, не затыкать же уши.
– А Гриня-то, Гриня вчера, – распаляясь, почти кричал веснушчатый. – Две бутылки красного взял, того, дорогого…
– Каберне что ль?
– Сам ты каберне, говорю ж – дорогого.
– Так и каберне не дешевое – по рубль сорок.
– Ладно, короче, взял… Девчонок, говорит, угощу, шефок.
– Каких-каких девчонок? – обернувшись, оживился темненький. – Наших что ли?
– О, Митька проснулся! Здорово Митяй, давненько не виделись!
– Так что за девчонки-то?
– Я же говорю – шефки.
В этот момент автобус сильно тряхнуло, так, что сидевшие на заднем сиденье беглецы подскочили, едва не ударившись о крышу.
– Ишь, – покачал головой инженер. – Все же какие-то незначительные колебания материи на нас действуют.
– Ничего себе – незначительные! – возмущенно воскликнул Максим. – Чуть башку не прошиб! Олесь, ты как, не ушиблась?
– Да ничего. – Девушка утерла рукавом выступивший на лбу пот. – Ты бы, Макс, люк открыл… Жарко!
– Сделаем, ма шери, со всем нашим удовольствием! – Тихомиров вскочил на ноги и быстро открыл люк в крыше.
– Во! – удивленно произнес рыжий. – Люк сам собой открылся.
– Так это, Вань, от ухабов!
– Проехали уже ухабы-то…
– Так вот, я насчет девчонок! Просьба ко всем – к Тамарке с Люськой не клеиться!
– Ну, ты уж совсем оборзел, Митяй! Самых красивых выбрал.
– Да хватит там девок-то, – утешительно хмыкнул рыжий. – Я вот че думаю – деньжат-то у нас маловато. У тебя, Серый, сколько?
– Трешница есть, с практики еще осталась.
– А у тебя, Митяй?
Смазливец пожал плечами:
– Рубль мелочью, думаю, наберется.
– Ха, ты слыхал, Серый? Рубль! И все что ли? Ну ты даешь!
– Так ведь и это не мало, – раздраженно хмыкнул Митяй. – На бутылку «Яблочного» хватит, по девяносто восемь копеек.
– Так это оно в деревне, в сельпо, по девяносто восемь копеек, а в поселке – по рубль две!
– Вот вы еще из-за двух копеек бучу поднимите! А насчет денег… заработаем!
– Ага, это ж, интересно, где? В КМЛ зарплату не платят!
– Так я это… могу кого-нибудь нарисовать. – Митяй неожиданно улыбнулся. – Забыли, я же у вас художник!
– Ага, ты нарисовал уже… Тоже забыл? – Серый переглянулся с веснушчатым. – Что, участкового уже и не боишься? А помнишь, как ныл, когда на классном собрании разбирали? Хорошо, в комсомол еще не вступил, а то б выгнали с треском.
– Нет, подожди, Серый… – Веснушчатый, как видно, имел по финансовому вопросу свое, особое мнение. – Митяй дело говорит. Эти-то деньги мы быстро растратим, а потом? Больше трех недель – на сухую? В клуб трезвыми придем – вот позорище-то!
– Так опасно!
– А мелочь трясти не опасно? Лучше уж мы Митьку прикроем… Знаешь, Митяй, тебе бы не наших девок, дачниц бы рисовать или шефок – наши-то быстро растреплют.
– Ага, шефок. – Юный художник скривился, словно от зубной боли. – На них-то я и погорел – проговорились, собаки! И брал-то всего ничего – по полтиннику. Так ведь бумага сколько стоит? А краски? Да и кисточку хорошую – попробуй купи! А участковый говорит: рвач! Как будто я их заставлял… Сами хотели – нарисуй да нарисуй, вот я и…
– И попался! А что, все правильно – нетрудовые доходы!
– Ничего себе нетрудовые! Сами бы попробовали порисовать.
– Так мы ж не художники… Ладно, Митяй, икру не мечи. Придумаем что-нибудь…
На заднем сиденье, в углу, лежала забытая кем-то кепка – белая, матерчатая, с темно-голубым целлулоидным козырьком. Уставшая от жары и тряски Олеся, дурачась, натянула сей головной убор себе на голову и ткнула Максима локтем:
– Ну как?
– Остап Бендер отдыхает! Тебе бы еще…
Оп!
Тихомиров увидел вдруг распахнувшиеся от удивления глаза темненького парнишки – художника Митяя. О, сколько в них было неподдельного удивления… И смотрел-то парень явно на Олесю! Видел!
– А ну-ка…
Быстро сняв с девушки кепку, Тихомиров бросил ее на сиденье.
Юный художник зажмурил глаза и помотал головой, словно утомленный тяжелой работой конь.
– Э, Митяй! Ты че глазами-то плещешь? Боишься, снова участковый узнает?
– Да это… показалось, на заднем сиденье – девчонка сидит… Красивая! И это… почти без одежды…
– Ну Митяй! Вечно тебе везде девки мерещатся. Ты лучше скажи: вино-то сразу возьмем? На площади?
– Ага, продадут нам на площади, как же! Опять хмырей каких-нибудь придется просить… Может, в Кленовку сбегаем, в сельмаг, а?
– Ага, побежали… триста верст киселя хлебать.
– Не, ну Серый, ну предложил!
– Бешеной собаке триста верст – не крюк!
– Да ла-адно… Вот счас приедем – посмотрим…
Митяй, словно бы невзначай, снова посмотрел на заднее сиденье, на этот раз, похоже, никого не увидел. И славно…
– Петрович, помнишь, я рассказывал, нас с Олесей пацан какой-то увидел… ну, в карнавальных
