— Ситти, закрой дверь.
Невидимая мулатка мгновенно подчинилась. Двери закрылись.
Ливингстон повернулся к супруге капитана.
Она уже отчасти овладела собой.
— Так, значит, он прибыл.
— Я пришел сообщить именно это.
— С алмазом?
— Да.
— Вы видели камень?
— Он мне его, конечно, не показал, но я чувствую, что он у него.
— С каких это пор вы стали полагаться на чувства?
— В жизни всякого человека рано или поздно наступает такой момент.
Камилла усмехнулась:
— Я жила подобным образом всегда.
— Поэтому я всегда перед тобой преклонялся.
— Оставим эти ядовитые любезности для более удобного случая. Ты сказал, что он на твоей ферме?
— Да.
— Ты скрываешь его от ареста?
— Можно сказать и так.
— Я должна туда поехать?
— Без этого не обойтись. Он должен испытать алмаз на тебе. Ты выздоровеешь, он отдаст камень мне, я отдам его губернатору, он отвезет его премьер-министру
— Премьер-министру? Дело зашло так высоко?
Ливингстон понял, что проговорился. Впрочем, слегка. Камилла знала, что камень добывается для Лондона. Остальное она могла бы додумать и сама. Не надо было ей рассказывать про камень, пусть бы думала, что Кидд охотится только за каким-то сундуком с монетами. С другой стороны, Кидд сам бы не удержался и все рассказал любимой жене.
Ливингстон уже два года мучился сомнениями на тему, что и кому следовало в этой истории знать, чтобы она завершилась как можно успешнее.
И ни к какому выводу не пришел.
— Не имеет значения.
Камилла усмехнулась:
— Пусть так. А когда я получу свои деньги?
— Как только губернатор вернется из Лондона.
Лицо женщины снова посерело.
— Речь не шла ни о каком Лондоне. Кидд должен был привезти клад. Вам алмаз, мне деньги.
Ливингстон вдруг почувствовал страшную усталость. Как выбраться из паутины этой путаницы? Столько всего было наговорено, столько времени прошло с той поры, когда это говорилось! Человек, который выдумывает, должен точно знать, как оно было на самом деле.
— Я не буду участвовать в вашем балагане, пока не получу то, что мне причитается.
Ливингстон усмехнулся:
— А сколько тебе причитается?
Миссис Джонсон задумалась.
Клад — это нечто большое и неопределенное. Сказать тут что-нибудь конкретное — это значит прогадать.
— Мне причитается то, что мне причитается.
Торговец удовлетворенно кивнул:
— Согласен.
Лорд Белломонт также принял Ливингстона в постели. Его спальня была намного мрачнее спальни миссис Джонсон. Стены обиты коричневой тканью с тусклым золотым рисунком, на окнах — темные портьеры, мебель — смесь старого красного дерева с потускневшей бронзой.
Губернатор страдал от простуды, лоб в испарине, голос севший, глаза немного воспалены.
Было и еще одно сходство между его спальней и будуаром Камиллы.
Здесь тоже наличествовал врач.
Различие было в том, что он занимался своим прямым делом. Лечил. Ливингстон застал тот момент, когда лекарь выходил из губернаторских покоев с медным тазом, забрызганным горячей кровью лорда Белломонта.
Кровопускание было если не единственным, то самым популярным методом лечения у врачей того времени. Самое смешное, что в большинстве случаев оно действительно приносило облегчение. Особенно людям пожилым.
— А, — сказал губернатор, увидев гостя. Было непонятно, приветствует он Ливинстона или в чем-то уличает.
— Рад вас видеть… — У торговца чуть было не сорвалось с губ «в добром здравии», и он быстро закруглил: — милорд.
Его превосходительство сдвинул шелковый колпак и вытер испарину со лба.
— Отчего же вы один?
— Я не один.
Лорд Белломонт тихонько покашлял, это означало, что он смеется.
— Говорят, что при сильном жаре у человека может двоиться в глазах. У меня же все уполовинивается.
Ливингстон понял, что разговор будет неприятным.
— С вашими глазами все в порядке, милорд.
— Тогда что-то не в порядке с вашими словами.
— Кидд в Нью-Йорке, вернее, он на Лонг-Айленде. На моей ферме.
— Где же камень?
— Камень у него.
Губернатор закрыл глаза и на некоторое время погрузился в приятное блаженство.
— Как он выглядит?
— Немного постарел, но все такой же рыжий.
Его превосходительство дернулся. С его головы скатился колпак, обнажая бледную лысину.
— Вы кого имеете в виду?
— Простите, милорд. Самого камня я не видел.
Глаза Белломонта начали медленно вылезать из орбит.
— То есть?
— Он мне отказывается его показывать. Он требует, чтобы ему сначала дали излечить жену. Такой был договор.
— Договор с идиотом, — прорычал губернатор.
Ливингстон промолчал.
— Скажите мне, как он объясняет то, что индийским властям стало известно, у кого находится алмаз, и с каким документом в кармане он плавает по морям?
— Он был поражен этим известием, милорд. Он теряется в догадках.
Его превосходительство не без борьбы с косной материей водрузил колпак на голову.
— Впрочем, от этого типа можно было ожидать всякого.
— Вот именно.
Больной побелел от злости.
— Что значит это ваше «вот именно»? Не хотите ли вы сказать, что выбор Кидда на эту роль — моя ошибка?!
— Ни в коем случае, милорд. Мы никого не должны обвинять. Самый обыкновенный случай виной тому,