Капитан охотно кивнул:
— Мой.
— Ты нашел его на Мадагаскаре?
— Да, и все время держал при себе, никогда не расставался. Он помогал мне беседовать с Камиллой.
К концу этой речи уже все поняли — тут что-то не так. Губернатор, доктор и миссис Джонсон вытянули шеи в сторону беседующих друзей.
Ливингстон закрыл глаза, из-под век у него потекли слезы.
— Что с тобою, дружище?!
— Это не «Посланец небес».
— Что ты такое говоришь?!
— Это вообще не алмаз.
— Не смейся на до мной!
— По-моему, это ты надо всеми смеешься.
— Я не понимаю тебя!
Ливингстон открыл глаза, в глазах его блестели алмазные слезы.
— Это горный хрусталь.
— Что-о?!
Этот вопрос задал уже губернатор. Он схватил бывший алмаз своим надушенным платком и повернулся к солнцу, чтобы привлечь его к рассмотрению камня.
Когда он опустил руку и повернулся к Ливингстону, лицо у него было испуганным.
Все молча ждали его вердикта.
— Это не алмаз! — было произнесено.
К этому моменту Кидд пришел в себя:
— То есть как не алмаз?!
— Это горный хрусталь, — устало повторил Ливингстон, стараясь не смотреть на друга.
— Этого не может быть! Он же помог Камилле, мне же говорили, что помочь может только «Посланец небес», вот он и помог! А вы говорите, не алмаз!
— Уведите его, — тихо приказал губернатор. — Балаган слишком затянулся.
— Камилла! — закричал уволакиваемый капитан. — Камилла, родная, ты же здорова, скажи им! Скажи!
Его превосходительство машинально поглядел на миссис Кидд.
Она усмехнулась и, сделав иронический книксен, сказала:
— Я здорова.
Губернатор не оценил присутствия духа, продемонстрированное исцеленной. Он жестко заметил:
— Напрасно вы так, дорогая. С вами тоже не все еще ясно. А вы, Ливингстон…
Слов у него не нашлось, он просто сделал жест, чтобы друг капитана следовал за ним.
«ПРИЗ АВАНТЮРИСТА»
(окончание)
Губернатор чувствовал себя отвратительно. Голова разламывалась, время от времени бросало в жар, потом начинало морозить. Словом, все признаки жестокой простуды.
Все порошки и микстуры, прописанные доктором Джонсоном, были бессильны против губернаторского недомогания. Кто придумал, что этот смазливый наглец — лучший врач в Нью-Йорке? — раздраженно думал лорд Белломонт. Миссис Кидд он пользует, вне сомнения, особым, по-своему действенным, способом. Но он не может быть распространен на пациентов мужского пола.
Его превосходительство ждал появления супруги капитана, и мысли его сами собой собирались вокруг этой фигуры.
Сейчас только эта развратная тварь могла спасти губернатора.
Что может быть противнее, чем оказаться в руках хитрой и жадной женщины!
Каким-то неисповедимым способом он, лорд Белломонт, человек из самых осмотрительных, попал в положение, из которого можно выйти, только держась за подол платья бывшей брестской проститутки.
Ливингстона губернатор прогнал.
Он считал его прожженнейшим аферистом, а он оказался наивен, как монашка. В первый момент основные подозрения Белломонта обрушились как раз на торговца, солдаты разобрали по бревнышку не только коровник, но и весь фермерский дом. Губернатор надеялся, что камень был подменен куском горного хрусталя в последний момент.
Надо ли говорить, что поиски ничего не дали.
Допрос капитана Кидда превратился в совершеннейшее безумие. Сначала он не желал признавать, что камень, в течение нескольких месяцев пребывавший у него в руках, был куском хрусталя, а не легендарным алмазом.
Он упорствовал.
Он смеялся над губернатором и его секретарем, записывавшим сказанное.
— Вы безумцы, — говорил он. — Как же это не алмаз, если он вылечил Камиллу?
Лорд Белломонт скрипел зубами от бессилия, ибо он не мог сказать вдохновенному идиоту всю правду. Кстати, капитан был в великолепном расположении духа, ел с аппетитом, беседовал с удовольствием, спал отменно.
Виновным он себя не признавал.
Еще бы, два года мытарств, десятки опасностей, баснословные денежные траты, и после этого признать, что ты неправ?!
Его превосходительство столкнулся с совершенно дурацкой ситуацией. Если отвезти этого упорствующего типа в Лондон, он и там заявит, что камень добыл. Все неудовольствие господ министров падет не на него, а на губернатора, вручившего столь важное дело в руки, очевидно, ненормального субъекта.
Между тем не везти его в столицу было нельзя.
В противном случае отвечать за все пришлось бы самому.
Кидда нужно было склонить к признанию того, что он алмаза не находил и в глаза не видел, тогда из неприятной ситуации можно было выкарабкаться с одними лишь финансовыми потерями. По крайней мере, существовала такая надежда.
Сначала было необходимо доказать капитану, что его драгоценность является всего лишь куском каменного стекла. Для этой цели губернатор собрал всех ювелиров Нью-Йорка, и все они по очереди пытались внушить Кидду, что он ошибается, считая свою прозрачную добычу алмазом.
Капитан выслушал одного.
Капитан выслушал второго.
Капитан выслушал третьего.
— Ну, что вы скажете на это, уважаемый мореплаватель? — подступил губернатор к нему с вопросом.
— Мошенники! — не задумываясь, объявил капитан.
Его превосходительство разъярился, стал изрыгать проклятия, но почти сразу же перешел к угрозам. Закончил, как это часто бывает, увещеваниями.
Был четвертый ювелир, пятый, двадцатый.
Потом ювелиры кончились.
Губернатор всерьез подумывал вызвать еще дюжину-другую из Бостона, но вовремя догадался, что не в ювелирах тут дело.
Доверчивые люди бывают порой сверхъестественно упорны. Особенно если упорствуют они в своих заблуждениях.
Был момент, когда губернатор был на волосок от того, чтобы просто-напросто повесить надоедливо блаженного пирата. Но удержался. И правильно сделал.
Вся ответственность с мертвого Кидда перекочевала бы на живого Белломонта. Господа королевские министры, несомненно, решили бы, что губернатор камень прикарманил, а капера повесил как
