Рассказал бы им, что мы искали в пещере… ну, не знаю… каких-нибудь окаменелых животных.
Голос ее заметно подсел к концу фразы.
– Прекрасно! Посреди ночи девушка в одном шелковом писуаре идет искать окаменелых животных… Кстати, что он имел в виду под писуаром?
– Думаю, все же пеньюар.
– Ладно, давай поспешим в город. А потом, может, я еще сумею поспать пару часиков…
– В каком смысле – потом?
– В том смысле, что нам сейчас придется угощать наших спасителей…
У них за спинами раздался ужасающий рокот. Ураган пыли вырвался из двери, взметнулся над холмом и окутал с ног до головы троллей. То обвалилась оставшаяся часть туннеля.
– Вот так-то, – вздохнул Виктор. – Все кончено. Надеюсь, ты объяснишь это своей составляющей, которая так любит гулять по ночам? Скажи ей, что больше ходить сюда не надо, потому что некуда. Здесь только могила. Все кончено. К моему счастью.
Такой трактир несложно найти в любом городе. Он всегда скудно освещен. Посетители, хоть и говорят без умолку, услышанными быть не рассчитывают – да их никто и не слушает. Они общаются со своим ущемленным самолюбием. В такие трактиры стекаются неприкаянные, побитые судьбой личности, а иногда и обыкновенные люди, которых злые силы временно вывели за пределы трассы, заставив пройти техосмотр.
Держать такие трактиры – дело очень выгодное.
Вот и этим утром плакальщики уже облепили стойку. Каждый завернулся в свою скорбь, как в одеяло, ибо каждый, разумеется, считал себя самым несчастливым человеком на свете.
– Ведь это мое детище! – мрачно восклицал Зильберкит. – Я полагал, что оно будет нести просветительскую миссию. Расширять кругозор человека. Я даже не думал, что это превратится… превратится в зрелище! Тысяча слонов! – ядовито добавил он.
– Точно, так и есть, – поддержал его Детрит. – Она сама не знает, чего хочет. Я сделаю, что она хочет, а она говорит: нет, так неправильно, ты глупый тролль, не знаешь, как красиво делать, не знаешь, что девушки любят. Она мне говорит: девушки любят кушать такие липкие штучки в коробках, а на коробке бантики. Я ей принес коробку с бантиком, она только коробку открыла, да как закричит, я, говорит, не велела тебе лошадь свежевать. В общем, сама не знает, чего хочет.
– Верно, – согласился с ним голос из-под зильберкитова табурета. – Ох, как они бы запели, если бы я плюнул на все и к волкам ушел…
– Правильно! – подхватил Зильберкит. – Вот, например, эти «Поднятые ураганом». Это ведь клевета на действительность. Ничего общего с исторической правдой. Ложь от начала и до конца.
– Понятно, – вторил ему Детрит. – Или вдруг скажет мне: девушки любят, когда музыка под окном играет. Я давай музыку под окном играть, а тут во всех домах люди проснулись, кричат из окон: ты, паршивый тролль, почему камнями гремишь в самую середину ночи? А она не выглянула, даже не проснулась.
– Да, не говори, – вздохнул Зильберкит.
– Да, не говори, – вздохнул Детрит.
– Да, не говори, – вздохнул голос из-под табурета.
Владелец заведения вид имел весьма благодушный. Не так трудно сохранять благодушие, когда все твои посетители исполняют роль громоотводов по отношению к любой напасти, какой только случится оказаться рядом. Он находил излишним обращаться с призывами наподобие: «Перестань, в жизни существует немало светлых сторон», поскольку таковых не существовало по определению, или: «Расслабься, самого страшного еще не произошло», потому что дело, как правило, обстояло прямо противоположным образом. Как следствие, он видел свою задачу лишь в том, чтобы поддерживать бесперебойную подачу выпивки.
Но этим утром он чувствовал себя немного не в своей тарелке. В трактире, казалось ему, находится некий неучтенный посетитель – не считая того, кто постоянно говорил из-под табурета. У него возникло стойкое ощущение, что он то и дело подает лишнюю порцию выпивки, получает за нее деньги – и более того, даже поддерживает беседу с этим необычайным клиентом. Который, однако, оставался невидимым. Хозяин трактира плохо понимал, что именно он должен видеть. И с кем именно поддерживает беседу.
Он прошел к дальнему краю стойки.
С другого края к нему подъехал пустой стакан.
– ПОВТОРИ ЕЩЕ РАЗ, – услышал он из темноты.
– Гм, пожалуйста. Запросто. Что пьем?
– ВСЕ ПОДРЯД.
Трактирщик налил в стакан порцию рома. Стакан отправился в обратном направлении.
Трактирщик отчаянно искал подходящую реплику. Его вдруг охватил леденящий ужас.
– Что-то не видно вас… в последнее время, – пробормотал он.
– МНЕ НРАВИТСЯ ЗДЕШНЯЯ АТМОСФЕРА. ЕЩЕ РАЗ ПОВТОРИ.
– В Голывуде работаете, или как? – спросил трактирщик, доверху наполняя стакан.
Стакан тут же исчез.
– ДАВНО ЗДЕСЬ НЕ БЫВАЛ. ЕЩЕ РАЗ.
Трактирщик немного помешкал. В душе он был добрый малый.
– Может, закончим? – спросил он.
– Я ЗНАЮ, КОГДА НУЖНО БУДЕТ ЗАКАНЧИВАТЬ.
– Так все клиенты говорят.
– Я ЗНАЮ, КОГДА ВСЕ ЗАКОНЧАТ.
Что-то в этом голосе было непостижимое и жуткое. Трактирщик не смог бы поручиться, что внимает ему с помощью слуховых органов.
– А, понятно, – сказал он. – Ну что ж… Еще раз?
– НЕТ. ЗАВТРА ОЧЕНЬ НАСЫЩЕННЫЙ ДЕНЬ. СДАЧУ ОСТАВЬ СЕБЕ.
Россыпь монет загромыхала по стойке. Каждая из них на ощупь была холодной, как льдинка, а большинство были вдобавок с прозеленью.
– Э-э… – сказал было трактирщик. Дверь открылась и снова захлопнулась, но помещение, несмотря на знойную ночь, обдало чьим-то холодным дыханием.
Трактирщик принялся бешено растирать стойку, тщательно избегая при этом касаться монет.
– Постоишь столько лет за стойкой, на таких типов насмотришься…
И тут над самым его ухом прозвучал голос:
– СОВСЕМ ЗАБЫЛ. МНЕ ЕЩЕ ПАКЕТИК С ОРЕШКАМИ, ПОЖАЛУЙСТА.
Снег сверкал на обращенных по вращению отрогах Овцепикских гор, этого гигантского хребта, что, пролегая через весь Диск, в одном месте изгибается, обходя Круглое море, и служит естественной стеной, разделяющей Клатч и огромную равнину Сто.
Эти места служат обиталищем распоясавшимся ледникам, затаившимся обвалам и высоким, безмолвным снежным равнинам.
А еще здесь обитают йети. Йети, представляющие высокогорный подвид семейства троллей, слыхом не слыхивали о том, что людоедство безнадежно вышло из моды. Их мнение по данному вопросу таково: ешь что шевелится. Если не шевелится, подожди, пока шевельнется. И тогда ешь.
В тот день им не давали покоя странные звуки. Эхо хороводами гуляло по вечномерзлым хребтам от одной вершины к другой и в конце концов слилось в густой, непрерывный рокот.
– Мой брат говорит, это очень большие звери. Эти слоны. Большие и серые, – поведал один йети, лениво ковыряя в зубе с дыркой.
– Больше нас? – спросил его другой йети.
– Почти что больше нас, – уточнил первый йети. – Но их там целая орда. Брат сказал – даже сосчитать не смог.
Второй йети втянул ноздрями воздух и, похоже, погрузился в раздумья.
