*Километры,километры,на ресницахстынет соль.Море всюдупахнет ветром,море всюдулечит боль.То, как сумерки, седое,то как дым из черных труб,чем-то схожее с судьбою — моревкусаженскихгуб.Пляжи на рассветеМагнетиты, что сажа, а кальциты, что сахар.Прополосканы пляжи, как цветная рубаха.Косы пеной одеты, облака, что гусыни.Ах, на пляжах рассветы, что рассветы в пустыне!На любом километре волн косматая толочь.И в рассеянном ветре океанская горечь.* * *Я написал стихи,и все мои печали,надежды и грехивдруг обрели причалы,и где-то до утра,откинув покрывалосо смуглого бедра,их девушка читала.Она была одна,и плакала в сорочку,узнав, что глубинавместима даже в строчку,а ветер, гол и бослетел по белу светусреди густых березк далекому рассвету… Я написал стихи —и все мои надежды,печали и грехиприобрели надежды,и где-то среди лапморских, что к небу встали,сменившись с долгих вахт,их рыбаки читали…Я мало получилот бешеных молений,от ласковых пучин,бросавших на колени.Меня несут морядоверчиво и слепо.Но с мачты корабляя повторяю это:мужчинам – соль морщин,а женщинам – их жемчуг! Я славлю мир мужчин,обожествляя женщин.Курилы впервыеЗелеными судами рыбаков,следами весел на прозрачной глади,каскадами рифленых облаков,катящихся по темным скулам Тяти,сплетением бесшумных птичьих крыл,бегущих от вечернего тумана,восстали очертания Курилиз бешеных ладоней океана.А мне осталось помнить белый снегда черные, забытые пещеры,в которых первый человек,отравленный парами едкой серы,да бухту, над которой тишинаплыла в такие медленные дали,что кажется – суда Головнинароссийских бух еще не покидали.* * *А будет берег гол и пуст,тепло последнего патрона.Ты проклянешь колючий куст,сползая с каменного склона.И ляжет на затвор рука,и полыхнет звездою рана.И стают в море облака,как кровь убитого баклана.Мыс ЖеланияНе дотянешься,не коснешься,не уснешь на твоей руке.Водопады летят, как лошади,расшибаются на песке.А над ними – сплошная глыбаотшлифованных ветром скал.Круглый, скользкий, седой, как рыба,диабаз над водой восстал.И ревет посреди сияния,пена звездами в скальном лбу.Мыс Желания, мыс Желанияискушает мою судьбу.Залив СеверныйСеверный ветер. Кусты разбухли.Вспучились мутные облака.Тонут в густой взбаламученной бухтеломкие лучики маяка.Будто плотину рядом взорвали,берег забило подушками мхов.Видно в насмешку июль назвали — месяцсушениялопухов.Падают ветки.Как лоб Сократа,мокрые скалы блестят вдали,где перечеркнут вершиною Братакрай утонувшей в дождях земли.Край, где и воздух горчит, как кальцекс,край, где от бед и мертвой тоскинас берегут не женские пальцы,а загрубелыекулаки.* * *Счастливый Стан – угрюмый мыс,он всажен в глотку океана,и с темных лав сползают внизлохмотья пены и тумана.Я помашу ему рукой,взойду на палубные доски,и ткнусь небритою щекойв осенний куст твоей прически.Вулкан Богдана Хмельницкого.Баллада о спящем богеБогдан угрюм.Богдан колодник.Его тайфунами колотит.С подошвы к пикуего укрылишиповник, ириси лилий крылья.А сверху шапкойнавис сугроб,короной шаткойвенчая лоб.Богдан колодник.Он не раскаялся.Как зверь голодный,он выл и плавился.И нерпой в пламенистонало дерево,и айны плакали,сбегая к берегу.За их спиноюв слепом экстазенад фумароламиклубились газы,и руки взрывоввставали в небо,застлав полмираслепящим пеплом.Но годы, годы…Но старость, старость…Пришли невзгоды,пришла усталость.И голый черепв парик упрятав,Богдан нацеленв ночную вату.Сияет сажей,сияет серой.Как богу спящемуему не верят.А мне – по нраву.Богдан – по мне! Вершиной рванойприпал к Луне.* * *А звезды,тающий ручей,трава —все это там осталось,в соломе солнечных лучей,что, тая, в море осыпалась… * * *
В. Захарову
Когда вдали над бухтой синейвстают обломки островов,и колесом летят дельфинынад бледной пеною валов,когда бегут неосторожнои жалуются в тишиневалы – на то, что ты тревожна,на то, что ты опять во мне,не дай придумывать мне душичужим песчаным берегам,не дай забыть счастливой суши,почти подобной облакам,не дай, чтоб я один, ночами,не зная чуда добрых слов,следил усталыми очамитеченье низких берегов.Курильская осеньНачинаются медленные дожди, о которых знают только на островах.Как тоска по материку, по стеклу оплывают тяжелые капли.Дым несет по траве, ветер мелко шуршит в кустах,и антенны на мокрых крышах торчат, как черные грабли.Лишь случайно из облака выглянет желтый луч,пробежит по траве, подожжет два десятка сосен,будто хочет сказать, что сошла непогода с круч,и, боясь состариться, краситсядаже осень.* * *Кончается везенье, и с небесспадают струи на осенний лес.А мне еще два месяца до дома,и где еще он будет – мой покой?Бамбук шуршит упрямо и знакомовдоль серой полосы береговой.Кончается везенье, и не жди! Качаются замедлено дожди.Маршрутов не предвидится, как бусы,дождинки застывают на виске.И круглые стеклянные медузы,как Луны, догорают на песке.ЛесА когда опять в лесу,в карабин загнав патроны,я шагну под те же кроны,на прицел возьму лису,ель мне глухо проскрипит:«Ты вернулся. Неужелидаже голос древней елибед от лис не отвратит?»Я опомнюсь,и в листве,прокаленной, будто в печке,продерусь к таежной речке,прислонюсь щекой к воде,как молитву сотворю:«Лес мой, дай любви и тени!»И, как в женские колени,ткнусь в небритую траву.Баллада о запахе хлебаОсенним Тихиммы шли на запад,когда настиг насширокий запах,такой знакомый,такой тревожный,как пятна солнцав пыли дорожной.Как с неба пал он,врываясь в
