лужайку с десятком редких деревьев до последней капли крови.
– Говорят, раньше шери жили вместе с людьми. Они были гордыми, но глупыми. Больше всего на свете они любили путешествовать и торговать. Но их все всегда обманывали, неудачи постоянно преследовали их, никакие товары не давали им богатства. Товары и драгоценности выскальзывали из их рук, как из дырявых кувшинов. Там, где все богатели, они становились нищими. Гордые шери не хотели признать своей глупости. Они поднялись сюда, в горные сады, и попросили богов сделать их руки такими, чтобы из них ничего не могло вырваться. И боги выполнили их просьбу, дав длинные загнутые когти, из которых не может вырваться никто и ничто. А потом оказалось, что с такими длинными когтями можно ходить только по мягкой земле или лазить по деревьям, но невозможно ходить по камням. Гордые шери опять не захотели признать своей глупости и попросить богов забрать когти обратно. Они навсегда остались жить в Горных Садах. А во всем обвиняют коварство людей. Поэтому они убивают любого человека, ступившего на мягкую землю. Давай поднимемся по стене наверх? Зачем идти дальше? Мы и здесь можем подняться…
– Или разбиться, – добавил я. Высота обрыва составляла еще метров семьдесят. Тридцатиэтажный дом. Лезть на такую высоту из-за какой-то облезлой кошки?
Я сделал шаг вперед. Шери поднял лапу, и мое уважение к котяре резко возросло – лапку украшали четыре толстых когтя, каждый длиною в два моих указательных пальца. Но неужели этот васька всерьез полагает, что при борьбе с «Homo sapiens» длина когтей имеет хоть какое-то значение? Особенно, когда вокруг такое количество камней.
Первый камень попал хозяину гор в заднюю лапу, второй – в бок. Шери недоуменно закрутил головой. Третий булыжник угодил в точно в лоб. В мозгах животного произошел резкий сдвиг – он повернулся и побежал в сторону. Из-под ног взлетали к небу комья земли; оставалось только подивиться изобретательности природы – этот когтистый зверь постоянно рыхлит землю, и она хорошо пропитывается влагой каждую туманную ночь. А потому зеленеет на каменном карнизе зеленый оазис от стены и до обрыва. Трава по колено, деревья – как в райском саду. И это в местности, где никто ни разу не упоминал про такое явление, как дождь.
– Чегай, что такое дождь?
– Что?
– Ничего, пошли.
– Он все равно на нас кинется!
– Думаешь, у него совсем мозгов нет?
– Нет.
– Ну, тогда, – пожал я плечами, – тогда я его загрызу.
Этот аргумент подействовал безотказно. Чегай смело пошел через оазис, прячась у меня за спиной и подобрав пару камней. Шери, вопреки уверениям потомка рода властителей, на нас не кинулся, а только тихонько рычал от обрыва. Земля мягко пружинила под ногами. Она была нежной, как пуховая перина. Будь дело ближе к вечеру – выгнал бы я «хозяина гор» к чертовой матери, и завалился спать на этой кроватке размером со стадион…
– Смотри! Дикая магола! – подпрыгивая от радости, Чегай кинулся вперед, к небольшому пятачку земли, заросшему лопухами. – Магола, магола!
Надергав несколько клубней, Чегай принялся чистить их ольхоном, потом впился зубами. Первый корень он проглотил, на мой взгляд, вообще не прожевывая. Слопав не меньше килограмма овощей, Чегай снова запрыгал на месте, тыкая пальцем мне за спину.
– Смотри, смотри!
На этом его веселье кончилось: после очередного восторженного прыжка ноги соскользнули с камня, он пронзительно визгнул, с размаху ухнулся головой вниз, хрюкнул, судорожно дернулся и затих.
– Чегай! Не-ет!!!
Испугался я здорово. К счастью, у парня оказалась крепкая голова – не убился. Сердце стучало нормально. Слегка отдышавшись от испуга, я нашел невдалеке небольшую ровную площадку, отнес бедолагу туда. К этому времени половина его лица заплыла от синяка, а левую ступню раздуло до размеров головы. Застопорилась, в общем, наша одиссея. И чего он заскакал, как горный козел?
Я поднял голову и посмотрел в ту же сторону, куда таращился перед падением Чегай: невидимая с того направления, откуда мы пришли, вверх, на следующую террасу, уходила самая настоящая узкая горная тропа. Но сейчас это уже не имело особого значения. Я размотал рапсан с левой ноги парнишки, сложил и подсунул ему под голову. Он тихонько застонал, не приходя в себя. Засранец, нашел когда калечиться. Застряли мы, похоже, надолго.
Наверное мне, как честному-благородному-воспитанному человеку, нужно было сидеть рядом с Чегаем и вытирать пот с его лба, но свидетелей вокруг не было, а потому я плюнул на мораль и решил посмотреть, куда же ведет сия тропинка.
Самым интересным было не то, куда там она убегает на следующей «ступеньке» горы, а то, что она делает здесь. Ведь тропинка не ручей, она не может появляться под кустом и убегать вдаль, она ведет откуда-то и куда-то. И ее начало и конец обычно представляет интерес для людей, тропу проложивших. Именно поэтому я не полез наверх, а пошел вдоль стены по узенькой извилистой дорожке, вытоптанной в твердом камне. Местами она была полностью засыпана булыжниками, местами чистая, как Невский проспект перед выборами, но никуда не исчезала, уверенно петляя и не удаляясь далеко от обрыва.
Терраса постепенно сужалась. Стало понятно, что это всего лишь широкий карниз на теле горы, а основной скальный массив уходит дальше, плавно закругляясь и ограничивая долину охотничьего поселка со стороны Голодного Поля. Снизу доносился легкий, тепловатый запах болотной сырости, который только колыхался от слабого ветерка. Солнце перевалило зенит, и под его лучами ярко поблескивали искрами острые грани на камнях вдоль тропинки. Вдруг я понял, что эти грани, эта заточка – рукотворные…
И тут прямо передо мной вырос дракон.
В детском доме на Новоизмайловском проспекте меня ждали. Мужчина лет сорока в драповом пальто примерно такого же возраста, с баяном под мышкой, и шестеро ребятишек в разноцветных болониевых куртках. Я не торопясь подрулил к дому, раскачиваясь на ямах дворового проезда, как ботик Петра первого на волнах Финского залива.
