– Вы из одиннадцатого интерната? – поинтересовался баянист, приоткрыв салонную дверь.
Я кивнул.
– Садимся! – скомандовал он, обернувшись к детям, и первым развалился на переднем сидении.
Детишкам оказались примерно лет по десять, и на вид они были… Не знаю, насколько можно применять слово «дебильные» по отношению к больным детям. Уж слишком привычно оно стало в качестве ругательства. Всю поездку они сидели тихо, как мышки, втянув голову в плечи, слегка пригнувшись и только испуганно водили глазами по сторонам. Такую позу я видел только раз в жизни – у соседского кастрированного кота, когда его первый раз в жизни вынесли на улицу. Чувствовал я себя в одной машине с ними чертовски неуютно. Вдобавок ко всему, сломался омыватель, а без него на осенних питерских дорогах лобовое стекло замызгивается в течении пяти минут. Пришлось несколько раз останавливаться у крупных луж и мыть стекло вручную. Поэтому, сдав детишек на руки Галине Павловне, я тут же полез под капот.
Дело оказалось с одной стороны в сущем пустяке – перетерлась пластиковая трубочка от бачка к распылителю, с другой стороны – где новую взять? Сдернув трубку, я сунул ее в карман и потрусил к Грише Капелевичу.
Этот гений зубного мастерства сидел в своем кабинете за столом и читал «Агату Кристи».
– Привет, Григорий! Чего делаешь?
– Пытаюсь использовать духовную пищу в качестве закуски, – вдумчиво ответил он, извлек из ящика стола открытую банку водки, сделал большой глоток и перелистнул страницу.
– И как получается?
– Водка воспринимается хуже, а Агата Кристи – лучше. Хочешь попробовать?
– Я за рулем. У тебя не найдется такой вот трубочки?
Гриша вдумчиво осмотрел порыв, понюхал его, а потом брезгливо отстранил.
– Сколько угодно. Только не у меня.
– А где?
– Галину Павловну знаешь? Главврача нашего?
– Знаю.
– Подойди к ней, попроси старую капельницу. Она сейчас в третьем отделении. В смысле – Галина Павловна. Там концерт в холле.
Найти концертную площадку труда не составило – именно оттуда доносился вой баяна. Не хочу сказать ничего плохого о баянисте, но инструмент его совершенно утратил всякие музыкальные способности, и позволял почувствовать только ритм мелодии. Ритм оказался русского народного танца. И под него на площадке посреди холла кружились детишки. Без курток они выглядели намного пухлее, чем в автобусе, вдобавок на них напялили цветастые сарафанчики и платки. По-поросячьи блестя глазами и оскалившись в улыбках, они слегка подпрыгивали, двигаясь по кругу, одну руку поставив на пояс, а другую, с ярко- оранжевым носовым платком, задрав над головой. А вокруг сидели на стульях или стояли наши старички и бабульки, в бесцветных поношенных халатах, кое-кто в облезлых кофтах, в драных шерстяных носках. Они смотрели, склонив с интересом головы, тихонько хлопали в ладоши, покачивались на месте…
В горле зародился комок – все это напоминало один из дурных фильмов Фелини, активно разбавленный отечественной чернухой.
– Улыбайся… – донесся тихий шепот. Я обернулся. Галина Павловна придвинулась поближе и злобно прошипела: – Да улыбайся же, идиот!
– Извините, что я вас так… обругала, – положила Галина Павловна руку мне на плечо, как только мы высадили детишек у их интерната.
– Да ладно, – попытался отмахнуться я.
– Нет не ладно, – тут же возмутилась Галина Павловна. – Вы просто не понимаете! Это же праздник! У них такое бывает раз в месяц! А вы стоите с таким видом, словно лягушку поглотили.
– Зрелище было, надо вам сказать, как на рисунках Франциско Гойи, – попытался защититься я.
– Вы не понимаете! – еще больше разгорячилась главврачиха. – Вы хоть можете себе представить, каких трудов стоило научить этих детей танцевать!? Это радость для них громадная, что смотрят их выступление, что хвалят. А наши старички? Они же вечно в четырех стенах, один телевизор на отделение. Да и не все, буду честной, уже способны понять, что показывают по телевизору. Они же старики! У них у всех процессы необратимые в мозгу…
– У всех? – ужаснули, к стыду моему, не чужие страдания, а перспектива стать таким же с возрастом.
– Нормальные дома спокойно живут, а к нам попадают те, кто сам прожить не может. Во всей больнице у меня только одна бабулька с ясным, живым умом. Обидно за нее – такой интеллект, и полный паралич тела. Единственная отдушина – это такой вот концерт. Хоть какое-то разнообразие в жизни, отдохновение. Может это и не лучшие артисты были, но ведь они были! А других к нам не заманишь. Всем миллионы подавай. В нашей стране кроме Кобзона и Розенбаума ни один артист бесплатно не выступает. Так ведь и они в нашу дыру не поедут, им аудитория нужна. А пригласить пусть самого захудалого певца – денег стоит. Чего там говорить, меня из отпуска вызвали, пришлось деньги вернуть в кассу. Да еще с доплатой.
– Как это?
– Когда я уходила, мне отпускные начислили по старым тарифам, а за время отпуска тариф подняли. Пришлось возвращать отпускные по новому окладу.
– Что за бред?!
– Ты это главбуху докажи. Она считает, что все правильно.
– Скандалить надо было!
