Платон пошарил по земле рядом с кострищем, нащупал несколько обломков костей. Вот и «дары колдуну». Кости кстати, не несли следов огня. Их явно не обжаривали над костром, чтобы сделать мясо на них вкуснее или съедобнее. Тогда зачем очаг? Чтобы греться холодными ночами? Или пламя возжигали в ритуальных целях? Религия во времена динозавров?
Последнюю мысль археолог отогнал как заведомо бредовую. А вот на счет «греться у огня»… Ведь все здешние рептилии холоднокровные? Значит, от холода они становятся медлительными, неповоротливыми, плохо соображают, а то и вовсе впадают в спячку. А значит, ящерица, которая догадается ночью греться у костра, а утром выходить на охоту против замерзших сородичей, получает такое же преимущество, как вооруженный бластером человек перед шерстистым носорогом!
Рассольников чертыхнулся. В сознании тут же появилась мысль о том, что человек, как существо теплокровное, в огне не нуждался, а значит, мог получить любовь к танцующему пламени в дар от канувшей в небытие працивилизации – как бесполезный, но обязательный атрибут в доме разумного существа. Уже потом огню нашлось очень много дел, но поначалу крепкое копье или лук были намного важнее. Однако почти на всех палеостоянках стоянках имеются следы кострищ. Зачем древним охотникам были нужны лишние хлопоты? Откуда вообще у Homo sapiens любовь к далеко не всегда нужному пламени? Почему ему так нравится любоваться танцующими на поленьях огоньками? Даже сейчас, во времена космических полетов, набрав с собой колбасы и консервов, люди отправляются жарким днем на берег теплого озера и непременно разводят костер, а потом располагаются рядом, покинув глиссера и скутеры с тщательно отрегулированными кондиционерами. Откуда эта инстинктивное стремление разводить огонь, иногда переходящее в болезнь?
А что, если человек был выведен искусственно? Создан в качестве толкового домашнего робота, не зависящего от внешней температуры и умеющего создавать необходимый более уязвимым хозяевам комфорт? А потом оказался слишком живучим и толковым, и сверг бывших господ с трона «венца творения»? Ведь на Земле в свое время почти одновременно возникли расы ахантропов, неандертальцев, дриопитеков, питекантропов, рамапитеков, синантропов, австралопитеков[21], кроманьонцев и многих других. Совсем как сейчас есть масса различных типов стюардов, уборщиков, комбинированных комфортников и прочих автоматических обслуживающих устройств.
– Тьфу, какой бред в голову лезет, – отшвырнул от себя Атлантида обломки кости и торопливо вышел из ниши. – И угораздило же меня заняться палеонтологией!
– Что с вами, сэр Платон? – удивился Вайт. – У вас такой вид, словно вы только что увидели пещерного медведя!
– Хуже, – передернул плечами Рассольников. – Я нашел доказательство того, что во времена динозавров существовали разумные существа. Но это еще полбеды. Судя по следам в пещере – они умеют добывать огонь! Если я сообщу про это в информационной сети, меня поднимут на смех! Уж лучше бы мы наткнулись на гигантских ящеров.
– Так вы же сами утверждали, что разумные существа всех гигантов наверняка уничтожат, сэр.
– Вот это и надо проверить, – потер виски Атлантида. – Сейчас, попытаюсь определиться… Значит, так. Если нам удастся найти костяки крупных динозавров, и при этом мы увидим живыми более мелкие особи, значит разумные твари действительно истребляют более крупных неразумных. Получится циклическое развитие биосферы: цивилизация, развиваясь, истребляет крупные организмы, доходит до пика развития, но к этому моменту подрывает свою пищевую базу и начинается стремительный регресс. Цивилизация рушится, динозавры получают возможность развиваться в полный рост и тем самым дают толчок развитию новой цивилизации.
Атлантида вспомнил плиты, которыми вымощен спуск к реке, и его опять передернуло.
– На Земле цикл составлял около сорока миллионов лет. Вы представляете, сэр Теплер, чего может достичь цивилизация за сорок миллионов лет развития?
– Думаю, они запросто летали в другие галактики, сэр, – предположил миллионер.
– В том то и дело, что нет, мой дорогой Вайт, – прикусил губу Платон. – Если бы они вышли в большой космос, цикл разорвался бы. А так он разорвался только с появлением теплокровных млекопитающих.
– Вы полезете во вторую пещеру, сэр? – кивнул на темный зев толстяк.
– Нет, зачем… – пожал плечами Атлантида. – И так ясно, что разумные существа здесь есть. Хотелось бы только знать, как они выглядят. Но в пещере, в темноте, я скорее берцовой костью по голове схлопочу, чем чего-то разглядеть успею.
– Так это, наверное, те самые мерзавцы, что мою ящерицу сожрали, – усмехнулся Вайт. – Собратья, разорви их птеродактиль, по разуму.
– Разорви их птерадон – машинально поправил Атлантида. – Птеродактиль слишком маленький. Не, не может быть. Они ведь сами ящерицы безмозглые.
– Подождите, сэр Платон, – предупреждающе поднял палец толстяк. – Во-первых, они живут племенем…
– Стаей, – поправил археолог.
– Ладно, – согласно кивнул миллионер, – но в том же самом месте, тоже в пещерах, имеют руки, не боятся нападения враждебных соседей сверху. И знаете, сэр Платон, скорее всего, это одна и та же пещера, которая имеет ответвления внизу и несколько выходов наверх. Ведь не думаете же вы, что в десятке метров одна над другой имеются две обжитые пещеры?
– Не знаю, сэр, – снова дернулся Рассольников. – Пойдемте лучше на корабль. Не будет здесь удачной охоты.
– А где будет?
– Поищем широкую поляну на берегу реки. Стоянки дикарей чаще всего встречаются именно там. В идеале: увидеть дымки. Костры они разводить умеют, теперь это ясно.
– Вы собираетесь заняться каннибализмом, сэр Платон?
– Почему? – растерялся Атлантида.
– Мы говорили про охоту, а вы объясняете, как найти стоянку людей. Вы на кого охотиться собираетесь?
