– Уберите его от меня, сэр Платон! – взмолился с земли миллионер, указывая себе на ногу.
На ступне толстяка висела пасть. Просто одна большая пасть – сантиметров сорока в длину – снабженная бесхвостым крохотным тельцем, чуть не впятеро меньшего размера, парой подслеповатых глазок и полным комплектом когтистых лап сантиметров десяти каждая. По счастью, Вайт не угодил в жевательный аппарат уродца всей ногой – иначе тот наверняка отхватил бы ее до колена, а попался лишь частью ступни. Откусить ее вместе с толстой подошвой ботинка и хорошо выделанным верхом туземцу оказалось не по силам. Теперь малыш закатывал глазки, дергался телом из стороны в сторону, скреб лапами по земле, но сделать ничего не мог. Однако и челюсти разжимать не хотел.
– Что это, сэр? – Вайт потряс ногой.
– Капкан, – пожал плечами Атлантида. – Вон, видите ямку? Наверняка сидел в той норе, раскрыв снаружи пасть, и ждал, кто наступит. У земных крокодилов, кстати, этот рефлекс до сих пор сохранился: при любом прикосновении к полости рта они рефлекторно захлопывают пасть.
– Оставьте ваши теории, сэр! – взмолился миллионер. – Снимите его с меня!
– Сейчас, попробую… – археолог примерился, и хлестко треснул малыша тростью между глаз. Тот задергался тельцем еще сильнее. Атлантида повторил удар.
– Да прибейте его просто, сэр Платон! – посоветовал толстяк.
– Э-э, нет, – покачал головой Рассольников. – Еще неизвестно, насколько просто будет разжать челюсти трупу. А так, может сам отстанет.
Историк еще раз треснул живой капкан между глаз, потом выдвинул лезвие альпенштока и подколол его промеж задних лап. Это издевательство зверенышу не понравилось: он с явным сожалением отпустил ступню и упятился к себе в норку, тут же раскрыв над землей челюсти наподобие игрушечной пироги. Вайт сорвал с ближайшего куста длинную ветку и кинул ее в серую глотку. Челюсти с громким стуком сомкнулись. Пару раз жеванули новую добычу, потом наклонились вбок и выбросили ее на землю. Раскрылись снова. Миллионер тут же кинул туда еще одну ветку, а потом попытался встать.
– Тысяча дохлых поросят! Как больно… Вот тварь… – стоя на одной ноге, толстяк погрозил пережевывающему ветку капкану кулаком, а потом повернулся к Атлантиде и протянул ему тесак: – Сэр Платон… Моя ящерица… Зря, что ли, мучились?
– Где она? – археолог принял нож.
– Вон там, метрах в двадцати, – указал Вайт.
– Сейчас, оттяпаю кусочек, – кивнул Рассольников и направился к дичи.
Вокруг ящера уже копошились живые капканы разного размера, отдирая куски толстой шкуры.
– А ну, брысь! – притопнул на них Платон, но внимания на него никто не обратил. – Ну и черт с вами.
Атлантида вскрыл шкуру на ляжке, не без труда вырезал шматок мяса килограмма на три, отложил в сторонку, принялся вырезать следующий. Тут на мертвого ящера упала тень – подняв голову, археолог увидел птерадона с такими крокодильими челюстями, что там могло поместиться сразу три человека. Не дожидаясь дальнейших разборок, Платон подхватил то мясо, которое уже успел оттяпать, и торопливой трусцой отступил к Вайту.
– Вот, держите, сэр Теплер, – протянул он нож и парную вырезку. – Ваша законная добыча.
– Ну, сегодня оторвемся, – расплылся в довольной улыбке толстяк. – Вот только нога сильно болит. У меня есть предложение, сэр Платон: почему бы вам не вернуться к катеру одному и не перегнать его сюда? А я тут подожду со своей ногой.
Атлантида приподнялся и осмотрелся по сторонам: возле тушки ящерицы кусты ходили ходуном, хотя главные игроки – огромные птерадоны – еще только шли на посадку. Слышалось громкое лязганье, клекот, змеиное шипение.
– Не стоит, сэр, – покачал головой Рассольников. – Сожрут. От вас же кровью пахнет! И от мяса, и от ноги. Смываться надо отсюда, пока они с вашей дичью не разделались.
– Вот гаденыш… – миллионер поднялся, прихрамывая приблизился к капканчику и высыпал в раскрытую пасть горсть камней из своего кармана.
Челюсти захлопнулись.
– Что б ты подавился, – искренне пожелал толстяк и, опираясь Атлантиде на плечо, сделал несколько шагов. Потом отпустил плечо, прошел пару метров сам, сильно припадая на левую ногу. – А вроде и ничего, добреду.
Однако мужества миллионера хватило только на полчаса. После того, как напарники выбрались из зарослей кустарника на красную равнину, Вайт молча уселся на камни и с болезненным выражением лица ухватился за ступню.
– Беспокоит, сэр? – спросил Атлантида.
– И как вы только слова-то такие ухитряетесь подбирать?! – с неожиданной яростью возмутился толстяк. – «Беспокоит»! Да она не беспокоит! Она вся горит! К тому же в ботинке постоянно чавкает от крови, а подошва, похоже, сломалась пополам.
– Извините, сэр, но нести вас мне просто не по силам, – предупредил Платон.
– Может, все-таки оставите?
– А вы помните, сэр, как быстро собрались падальщики вокруг подстреленного вами ящера? Здесь нравы такие, что только остановись… О, кстати, полюбуйтесь, – Рассольников указал в небо. – Один уже есть, смотрит. Кажется, это наш любимый птеродактиль. Ворона палеозойских времен. Гадает, встанете или нет? И очень рассчитывает на второе.
– Сейчас объясню… – Вайт привстал на колено, раскрутил пращу. Посланный в зенит камень цели не достиг, но доисторическая ворона намек поняла и отправилась барражировать в более спокойные места. – Видели, сэр? Камней вокруг хватает, не пропаду. Идите один, а я буду ждать.
