Если футбол не доставляет удовольствие настоящему болельщику, надо переходить на что-нибудь другое, например, начать собирать самовары, или заняться чеканкой, что тоже не прошло мимо меня из-за повального увлечения этим 'надомным творчеством' почти всех моих друзей. А мы с Аликом Гачечиладзе даже приноровились получать дополнительный заработок, наладив вечерами каждый у себя дома чеканку простых изделий на листовой меди или латуни. Лучше всего шли наши 'кашпо', которые Алик пристраивал в каком-то комиссионном магазине. Но через пару месяцев включения в это ремесло, не подозревая о железных законах рынка, о связи спроса и предложения, мы завалили узкий сегмент тбилисского рынка нашими элитарными изделиями, денежный ручеек иссяк, оставалось только работать для себя, для удовольствия, 'для вечности'…
Сделав как-то ко дню рождения Серго Закариадзе его портрет, — чеканка на алюминии двухмиллиметровой толщины, — получив признание в узком семейном кругу (Иза вручила ему эту мою работу и он, по ее словам, был очень доволен), я не возомнил себя вторым Очиаури, самым известным тогда в городе чеканщиком. Да и делать это смыслом моей дальнейшей жизни не собирался.
Продолжилось все то же, никогда не оставляющее меня, постоянное ощущение, что мне все доступно — опасное, расслабляющее чувство, оно часто не давало мне возможности остановиться, засесть за какое-то крупное дело. Мне все продолжалось казаться, что это 'Дело', дело с большой буквы, еще впереди, надо еще немного прожить продлить минуты удовлетворения в своих пристрастиях, наслаждения в увлечениях, испытать еще и еще, на что я способен. Я радовался жизни, как в восемь лет, со времени, когда снова встал на ноги и снова научился ходить после туберкулеза, гипса, сумрачных дней и вечеров Урала. Огорчения, которые бывали, быстро проходили, я давно научился воспринимать их как неполадки в погоде. Погода всегда налаживается, тем более в Тбилиси. Солнце светит — это главное чудо жизни. Минское 'Динамо' выпустило из рук кубок — будет еще у него следующий шанс. И вперед…
А к футболу еще раз пришлось вернуться, почти на целый год.
— 1966 год, не только о футболе -
Если я скажу, что в Тбилиси болельщиков футбола много — это будет ложью, если добавлю, что очень много, невероятное количество, то и это будет неправдой — в Тбилиси футболом болеют все — дети, женщины, военнослужащие, врачи скорой помощи, разносчики овощей, жители города всех возрастов и специальностей. Глухие и немые, увечные и просто больные, которые в минуты футбольного матча, выздоравливают, встают на ноги, может быть, даже прозревают. Я тоже заразился высшей формой этой неизлечимой болезни именно в Тбилиси. И стал 'болеть', — не надо особенно напрягаться, чтобы понять, за кого, — конечно, за тбилисское 'Динамо', а динамовская форма — белая с голубым до сих пор является для меня эталоном красоты в спортивной одежде. Справедливости ради надо сказать, что за эту команду я начал болеть еще в Минске, — тбилисское 'Динамо' и ЦСКА (до ЦСКА — ВВС) — вот мои кумиры тех лет. Я тогда еще не подозревал о таком повороте судьбы, но 'детская болезнь' приняла тогда легкую форму, не сопровождающуюся повышением температуры или давления. Видимо, уже тогда судьба начала меня готовить к будущей перемене места жительства именно с этой стороны, так что футбольная мания не обрушилась на меня внезапно, не подорвала мои силы, приняла хроническую форму и в таком виде сохранилась до времен 'перестройки'.
Ну, а в нашем институте футбольные дни рушили весь распорядок дня, который подчинялся этому моровому поветрию. Если научный сотрудник не мог в коллективном обсуждении предыдущего матча вспомнить, например, с какой ноги Месхи сделал пас на угол 'штрафной' в середине второго тайма, он считался неполноценным. В институте не было принято курить на лестничных площадках, курили очень мало, единицы, чаще в саду внутреннего дворика или на улице, так что обсуждение футбола было главным моментом общего сбора, вместо обычных академических 'перекуров'. Футбольные теоретики на лестничных площадках вещали о новинках построения команды в ведущих футбольных странах, среди которых законодателями мод слыли бразильцы, блестяще применившие на чемпионате мира в Швеции новую тактическую систему '4 + 2 + 4', вытеснившую примитивный 'дубль вэ' и получившую название 'бразильской'. Среди наших знатоков считалось, что победителем станет команда, успешно применяющая систему 'катеначчо', изобретение известного итальянского тренера Эленио Эрреры, под руководством которого миланский 'Интер' стал 6-ти кратным чемпионом страны и обладателем Кубка европейских чемпионов в 1964 году.
Так что мы основательно готовились к началу чемпионата мира по футболу 1966 года в Англии, к самым главным баталиям на футбольных полях, которых болельщики всего мира ожидают каждые четыре года.
Хотя в этом году в Тбилиси открывался метрополитен и город готовился отметить осенью совершенно исключительную для Грузии дату — 'Празднование 800-летия со дня рождения Шота Руставели', чемпионат мира по футболу был превыше всего. Мне надо было еще обеспечить просмотр всех предстоящих матчей, то есть достать телевизор. Конечно, я мог бы посмотреть это праздничное зрелище у знакомых, что я в конечном итоге и сделал, почти переселившись на время чемпионата к Алику Гачечиладзе, но престиж болельщика-профессионала требовал индивидуального просмотра на личном ТВ-приемнике. Тратить деньги, которых было не так уж и много, на покупку 'ящика' мне даже не пришло в голову. Да и дорогие они были по тем нашим представлениям, что-то около 250 рублей. Я уже был руководителем группы, получал 160 'ре' в месяц, на ставке старшего инженера, спущенной в институт из фондов 'Средмаша' (Министерство среднего машиностроения), что казалось 'пределом мечтаний' и было моим 'потолком' до защиты диссертации, но потратить такую сумму из семейного бюджета мне казалось преступлением. (Средняя зарплата рабочих и служащих в СССР, по сведениям Госкомстата, только к 1970 г. составила 122 руб.).
Можно сопоставить с моим окладом, для справки, цены того времени, которые практически не менялись с 1961 года, когда денежная реформа и введение новых денежных знаков, в соотношении 1 к 10- ти, поколебали мою уверенность в скором достижении 'светлого будущего'. Я хорошо помню, как пошел после этой реформы на 'Колхозный' базар и был искренне удивлен стабильности цен на фрукты, которые и за день до реформы и после нее стоили тот же 'эрты манэты' (один рубль — груз.)
В государственной торговле мясо с 1961 года неизменно стоило 2 рубля за килограмм, сливочное масло — 3,5–3,6 рублей за кг, вареная колбаса —2,2–2,9 руб, буханка черного хлеба — 18–20 копеек, батон белого хлеба (300–400 г) — от 13 до 25 копеек, литр молока — 30 копеек, сахар-рафинад — 1,04 руб за кг, яйца — 9 коп за штуку. Кур, как правило, не было в свободной магазинной продаже, а если они и появлялись, то почему-то всегда были тощие, голубоватые с фиолетовыми печатями на боках. Но в большинстве районов страны, а в Тбилиси почти все годы, мясо, масло, рыбу, овощи, фрукты и многое другое можно было приобрести лишь на колхозных рынках, где цены превышали государственные в два раза и более.
Но меня интересовали тогда не продукты питания, а телевизор.
Как посмотреть весь этот чемпионат, я решил самым простым образом.
В институт поступили телевизионные трубки для экспериментальных установок разного назначения. Получив необходимые консультации у институтских радиоинженеров, взяв 'напрокат' в институтском складе трубку с экраном приличного размера (кажется, что-то около 30 см по диагонали), я за пару недель, в 'свободное время' на работе, собрал и настроил хороший во всех смыслах телевизионный приемник. Даже облек его в черную эбонитовую коробку, что стало ТВ-модой ведущих мировых фирм через тридцать лет.
Я основательно подготовился к этому пиршеству, празднику жизни и с другой стороны: дочку, которая необычайно радовалась телевизору, я отправил заблаговременно к бабушке в Минск, откуда они уехали в 'летнюю столицу' Литвы — Друскеники (сегодня Друскининкай). Иза уехала с театром на летние гастроли. Ничто не могло помешать предстоящему празднику. Лето было очень жаркое, в отдельные дни температура поднималась до 40 в тени, но мы с Аликом Гачечиладзе заваривали на двоих чайник кофе, мороженое можно было купить без ограничения в соседнем ларьке около подъезда его нового дома, точнее дома его жены Додо, жизнь была прекрасна. Поздно вечером я уезжал к себе домой в Дигоми досматривать ночные трансляции, часто засыпая у включенного телевизора от изнеможения.
