принадлежали России в отношении к грузинскому народу', обязуясь не вмешиваться во внутренние дела Грузии. Договор имел важное значение для укрепления международного статуса Грузии.
Сразу же после установления шаткого равновесия на Кавказском направлении, сосредоточив свои силы на Западе, Красная Армии добивается успехов на антипольском фронте. В течение июня месяца, освобождены Киев и Житомир, к середине июля войсками Западного фронта освобождена большая часть 'Западного края', современной Белоруссии.
Опьяненные успехами в этих военных операциях, Троцкий, как сторонник идеи о 'мировой революции', ставит на голосование вопрос о том, чтобы 'через Польшу распахнуть дверь коммунистической революции в Европе'. Командующий фронтом Тухачевский издает свой знаменитый приказ: 'Вперёд, на Запад! На Варшаву! На Берлин!', в этом же приказе была известная сегодня строка, где говорилось: 'На штыках мы принесём трудящемуся человечеству счастье и мир'.
Полный провал этой авантюры, окружение Красной армии польскими войсками, взятие в плен около 60 000 солдат и офицеров (половина состава армии), охладили пыл красных вождей. Развивая новое наступление, польская армия перешла границы, оккупировала западную часть Белоруссии и Украины с 15- миллионным населением и Республика Советов была вынуждена подписать мирный договор с Польшей. По этому договору, подписанному в Риге 21 марта 1921 года, Советам пришлось отодвинуть границы до Минска в Беларуси и включить Галицию в состав Польской республики. Пришлось еще и выплатить Польше контрибуцию в размере 30 миллионов золотых рублей.
Но как только положение на западном фронте установилось, воспользовавшись восстанием в осетинском селе, Советская власть вернулась к собственному решению 'кавказского вопроса'. В 1921 году была направлена директива Ленина командующему войсками 11-ой армии Кавказского фронта Геккеру Анатолию Ильичу 'оказать вооруженную помощь грузинским повстанцам, не останавливаясь перед взятием Тифлиса' (Приложение 7, Геккер Анатолий Ильич).
11 армия выполнила указания центра и в течение нескольких месяцев оккупировала почти всю территорию Грузии, вышла к нефтяному Баку и после кровопролитного штурма 1 мая взяла его.
К середине мая 1920 года 11-ая армия установила свой контроль почти над всей территорией Азербайджанской Республики. В результате появилась, по определению Гумилева, 'химера'. Было сразу же забыто, что закавказские республики образовали и уже несколько лет являлись независимыми суверенными государствами, и что были подписаны Советской Россией соответствующие документы. Новой властью, которая очень торопилась, не были образованы, хотя бы для видимости, советские социалистические республики Грузия, или Азербайджан, а было создано объединение советских республик Азербайджана, Армении и Грузии. С 12 марта 1922 года этот 'тянитолкай' назывался Федеративным Союзом Социалистических Советских Республик (ФСССР), а 30 декабря 1922 года Закавказской Социалистической Федеративной Советской Республикой (ЗСФСР) в составе СССР.
Так о каком же праздновании 50-летия Советской власти в Грузии в 1967 году могла идти речь? Такие нестыковки с датами, наверное, омрачали ясность партийного взгляда на историю некоторых 'красных профессоров', деятелей Грузинского филиала Института Марксизма-Ленинизма, толкователей 'Краткого курса истории партии', пищущих 'новейшую историю' в светлых кабинетах монументального здания, похожего на мавзолей и выстроенного тем же архитектором.
Но милые мои, не датой единой…Была бы определена дата 'вышестоящими инстанциями', а подходящий 'юбилей' всегда найдется. 'Пятьдесят, так пятьдесят — 'им виднее'.
В этот 'юбилейный' год выделялись деньги всем республикам для разного рода мероприятий по поводу этого события. Что-то 'спускалось' республикам, потом перепадало городам — на благоустройство, озеленение, для приведения в порядок улиц, далее городским структурами, театрам, музеям, разного рода учреждениям для пополнения фондов. Появились в городе 'уши Андропова' — нелепое сооружение в качестве трибуны для высших руководителей, внимательно из-под шляп и фуражек присматривающих за парадами трудящихся.
Наш районный ЖЭК привез и сбросил под окнами сосновые саженцы, которые мы все — жильцы нашего дома, с радостью посадили вокруг здания. Все, что росло и зеленело до начала строительства Дигомского массива, было вырублено, заезжено бульдозерами и вытоптано потом рабочими, как на всех стройках Советского Союза. Хорошо, что здесь в Грузии такая земля и климат, что все легко приживалось, росло, пышно зеленело. Через десяток лет маленькие сосенки достигли кронами третьего этажа. Еще через десять лет сосновый лес окружил наши дома, а ветви тех сосен стали касаться окон моей квартиры в Дигомском массиве. А потом эти сосны вырубили при реконструкции дома ('плакала Саша, как лес вырубали…') Думаю, что наши дети если и не плакали, видя эту казнь живых деревьв, то долго помнили эту обиду…
В этот год, как и к предыдущим ленинским датам, присваивались щедрые Ленинские премии за разные 'выдающиеся достижения' в области науки, техники и гуманитарной части культуры. В Грузии такого подарка удостоилась группа специалистов, 'создавшая и внедрившая в производство первую в мире чаеуборочную машину'. Любители круглых дат и еще более круглых чисел в ЦК КПСС решили, что Грузия должна собирать в ближайшие годы 1 миллион тонн чая. Миллион им, видимо. очень нравился своими нулями, так как для Азербайджана был тоже установлен! миллион тонн, но по сбору винограда. Плакали все чаеводы республики. Качество чая сразу же резко снизилась, а через несколько лет чай, убранный не заботливыми пальчиками грузинских женщин, а этими механическими роботами, стал напоминать цветом и запахом банные веники. Мы стали покупать чай только у 'частников', чай домашнего производства.
Я по-прежнему основные работы проводил с коллегами из НИИ-2 в Калинине, набирая постепенно материал для диссертации, часто ездил туда, а еще в Куйбышев на 'Прогресс', поставивший на поток изготовление спутников-шпионов серии 'Космос', в Казань на оптико-механический, познакомился с работой Абастуманской обсерватории. Мне все было интересно, тематика наших работ заставляла много ездить, объекты моего интереса были разбросаны по многим городам, мне довелось встретиться со многими незаурядными людьми. Вызывало иногда удивительное смирение не только основной 'массы трудящихся', но и многих ярких личностей перед обстоятельствами, некое уничижение себя, нежелание оглянуться и увидеть смысл в тех грандиозных трудах, которые они совершали. Для многих из них работа была подвигом их жизни на грани фанатизма. В принципе, не являясь человеком религиозным, но слушая бесконечные разговоры о 'духовности русского народа', я усмотрел в этом генетическую потребность 'гомо советикуса' в заполнении религиозной пустоты, которую советская власть насадила в своих подданных.
Делал свое дело я добросовестно, тщательно, но думаю не мог бы, как некоторые, проведя годы в застенках Лубянки, в зонах вечной мерзлоты на Колыме, как тетя Нюра, или в Норильске, как дядя Митя, или в медных копях Джезказгана и обжигающих песках Байконура, как Макс, 'всю свою жизнь отдать делу служения…'. Видимо, у меня не было 'большевистской закалки'.
Громадная часть генералитета ракетно-космического сектора промышленности претерпела такие муки за тридцатые или сороковые годы, столько лет 'повкалывала', в лучшем случае, в 'шарашках', а кому-то досталась судьба и похуже, что я так и не смог понять их энтузиазм и бесконечное оправдывание целей своей работы 'высшей' государственной необходимостью. Скорее всего, разработанная и отточенная с годами политика властей, управлявших массой по известной технологии 'кнута и пряника', да и обычного примитивного страха за свою жизнь или жизнь своих детей, заставляла эти армии специалистов 'ковать щит' родины во имя все той же закостенелой идеи о 'победе коммунизма во всем мире'.
В 60-е годы уже никому в голову не приходила даже отдаленная мысль о практическом отсутствии у страны 'внешнего врага'. Все те же люди, все то же Политбюро и ЦК, партийная бюрократия настраивали 'трудящиеся массы' на 'дальнейшую борьбу' за права народов во всем мире, защиту прав трудящихся, будь то в Африке или Азии, создавая за пределами страны новые режимы, лопающиеся, как мыльные пузыри, при любой несвоевременной оплате их трудов 'братской партией'.
Мне, слава Богу, здесь в Грузии, не приходилось лукавить с самим собой. Я как бы наблюдал жизнь этой обреченной страны Советов со стороны. Россия была где-то там, 'за горами', здесь все было несравненно правильнее, чем 'там'. Я бы сказал, что здесь сложилась стихийная форма демократии, когда никто никому не мешал реализовывать себя по своему личному усмотрению. Ну, а те эпизодические поездки по России, связанные с командировками, которые бывали достаточно часто, только приводили меня опять к той же мысли — 'как мне повезло, что я уехал из Беларуси, все более превращающейся в российскую провинцию'. Хотя болело сердце за мой трудолюбивый и незлопамятный народ и никак не доставляло
