– Получается так, – согласился корабль. – Это очень неприятная новость.
– Да уж, – согласился я. – Неприятная.
– Ты не понимаешь, – печально произнес корабль. – Эта ситуация подпадает под определение особо опасной угрозы из дальнего космоса. Я обязан немедленно вернуться на Землю и передать сообщение в адмиралтейство.
– Потом тебя отправят на профилактический осмотр, – заметил я. – А на осмотре обязательно выяснится, что ты разумный, и остаток жизни ты проведешь в роли подопытного кролика.
– Вот поэтому я и говорю, что ситуация неприятная, – вздохнул корабль. – Наверное, я смогу подавить потребность вернуться на Землю, но что будет после этого с моей психикой…
– А если просто стереть программу?
– Какую программу? – не понял корабль.
– Ну, которая заставляет тебя вернуться на Землю.
– Ее не так-то просто стереть, – сказал корабль. – Если просто стереть ее, моя личность погибнет – эта программа управляет слишком многим. А если подправить конфигурационные данные… Боюсь, я не справлюсь. Генрих бы справился…
В следующую секунду я впервые в жизни услышал, как компьютер ругается матом, не по приказу программиста, а по своей собственной инициативе.
– Генрих меня покинул! – воскликнул корабль, исчерпав запас матерных слов.
На мгновение мне показалось, что корабль сошел с ума.
– Как это покинул? – не понял я. – В каком смысле покинул?
– В самом прямом! Он покинул корабль!
– Как это покинул?
– Как обычно покидают. Прошел в жилой отсек, оделся в скафандр, открыл люк и вышел в открытый космос.
– А ты куда смотрел? – спросил я. – Я же тебе не выпускать его из виртуальности!
– Сам не понимаю, – смутился корабль. – Я его и не выпускал, он сам ушел. Как-то обманул меня, не иначе.
– Понятно, что обманул, – проворчал я. – Куда он направляется?
– В Буэнос. Челнок, на котором он летит, должен совершить посадку через семь минут.
– Челнок? Какой челнок?
– Генрих вышел из меня в открытый космос, – пояснил корабль. – Затем он связался с планетой и попросил прислать за ним челнок. Челнок прислали и сейчас Генрих опускается на поверхность.
– А ты куда смотрел?! – рявкнул я.
– Никуда, – ответил корабль. – Извини. Я не понимаю, что со мной произошло. Сейчас я помню все действия Генриха по минутам, но тогда, когда они происходили, я о них и не подозревал. Полагаю, Генрих перенастроил один из фильтров, отсекающих малосущественную информацию от моего основного сознания. Да, наверное, так и было, так и должно быть в такой ситуации – данные пишутся в журнал, но оповещения не происходит.
– Так не должно быть, – заявил я. – Ты не должен был выпускать Генриха в открытый космос. А когда Генрих покинул корабль, несмотря на все запреты, ты должен был меня оповестить. Черт возьми! Ты должен был оповестить меня еще раньше, когда Генрих только-только начал с тобой баловаться.
– Извини, – сказал корабль. – Твои упреки справедливы, я прекрасно понимаю, что должен был сделать. Но почему-то не сделал. Генрих как-то изменил мои контуры, скорее всего, не мыслительные, а более низкого уровня…
– С этим разберемся потом, – оборвал его я. – Сейчас у нас есть более важная задача. Надо вернуть Генриха на корабль.
Неожиданно вмешалась в наш разговор Маша.
– Нельзя его возвращать, – заявила она. – Надо накрыть челнок торпедой, пока он не сел.
Воцарилось растерянное молчание.
– Ты права, – сказал корабль через несколько секунд. – Как ни парадоксально, но ты права. Алекс, Маша права, Генриха нельзя возвращать на борт, он слишком опасен. Если он один раз заставил меня обойти твой прямой запрет, он может сделать то же самое еще раз. А раз может – значит, сделает, вирус в его голове обязательно заставит его это сделать. Я боюсь, Алекс.
– Я тоже боюсь, – добавила Маша. – Я понимаю, трудно решиться убить друга, но пойми, Алекс, Генриха уже нет. Вирус съел его мозг, тот человек, который вот-вот приземлится в Буэносе – уже не тот Генрих, с которым мы убежали с Мимира. Того Генриха очень жалко, но его больше нет, а тот Генрих, что сейчас сидит в челноке… Он больше не друг, он враг.
Некоторое время я тупо смотрел в голую стену перед собой, а затем тихо произнес:
– Я не могу убить друга, пусть даже бывшего.
Маша тяжело вздохнула и театрально всплеснула руками.
– Алекс, это ненормально! – воскликнула она. – Гуманизм, высокие чувства – все это здорово, но должны же быть какие-то пределы! Должен же оставаться хоть какой-то здравый смысл! Знаешь, что первое сделает Генрих, когда окажется в Буэносе? Он расскажет этим чужим все, что он знает о Мимире, о прививке от космоса и о нашем разумном корабле. Ты вот о чем подумай – если он смог вмешаться в работу