Кончилось противостояние всемогущего, но больного и теряющего силы властелина с яростным московским властолюбцем, который почуял скорый конец владыки и прежде времени напал на ослабевшего соперника. Это была ошибка, ставящая под угрозу мир и покой государства. Теперь эта ошибка преодолевалась – в интересах страны, в интересах властной преемственности, в интересах семейного клана ослабевающего владыки, которому Мэр обещал покровительство и сохранение привилегий.
– Отобрав власть у бездарных и бессильных коммунистов, мы доказали миру, на что мы способны. – Мэр вновь поднялся на возвышение, притянув к губам стебелек микрофона, и по мере того, как он говорил, в стеклянной галерее снова меркнул свет, и река с туманными очертаниями города становилась видней и ближе. – Мы доказали, что умеем работать, умеем совершенствовать жизнь, умеем превращать данное нам от Бога достояние, будь то Москва или сама Россия, умеем превращать их в чудо света!
Последние слова он выдохнул с эстрадной напыщенностью, сделал кому-то знак. Ударили сочные, колокольно-гулкие аккорды Первого концерта для фортепьяно с оркестром Чайковского. Снаружи, над рекой, полыхнуло. Крымский мост озарился, словно от берега к берегу пробежал быстрый росчерк золотого пера. Полукруги, перевернутые арки, натянутые струны горели, как световод, в котором пульсировала плазма. Вверх, в ночную синеву, исходило сияние, будто над рекой распростерло крылья прилетевшее из небес диво. А внизу бессчетными струями бежало золотое отражение.
Мост погас, оставив в зрачках меркнущий черный автограф. И тут же за мостом, под звуки фортепьяно, озарился храм Христа. Не белым светом, а небесно-голубым, словно за рекой распустился волшебный цветок с огромной золотой сердцевиной. Из чаши цветка исходили прозрачные дышащие лопасти. Казалось, цветок растет на глазах, качается над городом. Храм возносился, принадлежа не земному, а небесному граду.
Изображение храма пропало, и несколько секунд восхищенная публика в темноте внимала звукам рояля. Казалось, сам Мэр сидит у невидимого инструмента, погружает сильные пальцы в черно-белые клавиши.
Над Парком культуры из густых деревьев выкатилось слепящее ночное светило. Чертово колесо, усыпанное алмазами, блистая спицами, расплескивая лучи, катилось над Москвой, как колесница античного бога. И все зачарованно смотрели, как уносится за Нескучный сад солнцеподобный Фаэтон.
Колесо распалось, осыпалось легчайшим пеплом, вызвав у гостей вздохи сожаления. Но тут же из вод, в малиновом зареве, в светящемся изумрудном камзоле, с золотым, натертым до блеска лицом, встал великан. Перешагивая крыши домов стеклянно светящимися ботфортами, Петр шел навстречу течению, река бурлила вокруг сапог, и речные трамвайчики и буксиры в страхе отворачивали от шагающего исполина.
Изображение погасло. Но вдалеке, за высотным зданием, полыхнули зарницы. В разных концах Москвы, словно падал на них небесный луч, загорались церкви, монастыри, колоннады, озарялись дворцы и памятники, скользили разноцветные молнии света, проплывало прозрачное павлинье перо. Восхищенные глаза ловили аметистовую Шуховскую башню, розовое видение Кремля, выточенный из голубого льда ампирный дворец, круглую, как луна, арену Лужников.
Мощная, бравурная музыка рокотала. Казалось, Мэр сидит за огромным роялем, давит на клавиши, и Москва, повинуясь, откликается на эти властные прикосновения вспышками красоты и света.
Чудо светомузыки пропало. Вспыхнуло электричество, и в его благодатных лучах со всех сторон галереи понесли угощение. Ставили на столы огромные чаши с подогревом, с горящими фитильками. Подносы с бесчисленными закусками. Серебряные рыбницы с осетрами и севрюгами. Разносолы, фрукты, свежую землянику с мороженым. Блюда на любой вкус, русской, европейской, восточной кухни, и один столик с кошерной пищей, к которой тут же приладились два хасида с размотанными до земли пейсами, явившиеся в Москву похлопотать о рукописях Шнеерсона.
Наступило время свободного общения, непроизвольных тостов, доверительных разговоров. Сплетни и интриги с легкостью плелись среди тропических пальм, мясных ароматов, розовых лобстеров, подносимых на серебряных блюдах.
Белосельцев вслушивался в голоса, взрывы смеха, в звон бокалов, различая среди какофонии празднества тончайший, едва уловимый звук катастрофы, который издает сжатая до предела пружина, прежде чем распрямиться, страшно свистнуть и срезать половину смеющихся, жующих, говорящих пошлости голов. Он различал в толпе Граммофончика, возбужденного, окруженного почитателями, витийствующего. Казалось, тот читает стихи, эффектно отставив ногу и воздев руку. Его красивая жена, умиляясь и одновременно тревожась за его здоровье, поглаживала его по плечу, умеряя пыл. Временами среди ярких нарядов, цветных пиджаков, обнаженных женских плеч появлялся черный фрак Гречишникова. Подобно ворону, тот кружил вокруг еще живой добычи, предчувствуя в ней падаль, прицеливаясь отточенным клювом к ее глазницам.
Белосельцев вышел с открытого пространства галереи, где люди отыскивали друг друга взглядами, издалека приветствуя друг друга, подымали бокалы, посылали воздушные поцелуи. Отошел в заросли, в потаенную нишу, окруженную деревьями, напоминавшую беседку. Отсюда виднелась черная глянцевитая река, стальные изгибы Крымского моста с разбегавшимися красными и белыми точками. В соседней нише, за глянцевитой листвой деревьев, раздались голоса. Белосельцев узнал голос Дочери, умягченный, взволнованный, с трогательными интонациями благодарности.
– Вы неподражаемый мастер устраивать праздники, на которых забываешь все горести и неприятности. Жаль, что отец не смог это увидеть. Он нуждается в положительных эмоциях. Я расскажу ему, как вы были внимательны к нему, как чествовали его. Он будет вам признателен.
Отвечающий голос, не скрывавший своей радости, душевный, смиренный, с едва различимыми нотками торжества, принадлежал Мэру.
– Мы так рады тому, что он выздоравливает и возвращается в Кремль. Его отсутствие остро чувствуется. Без него все замирает, выжидает. А с его возвращением все снова начинает двигаться, жить. Страна обретет хозяина, лидера.
– Скажу вам доверительно, как другу. Его все чаще посещают мысли о досрочной отставке. Он слишком ослабел. Слишком велико бремя власти.
– Извините, Татьяна Борисовна, но об этом не хочется слышать. Мы все надеемся, что он пойдет избираться на третий срок. Он может не сомневаться, Москва поддержит его, как поддержала на первых и на вторых выборах. А после победы он может рассчитывать на нас как на верных и трудолюбивых помощников.
– У него изношены сердце, легкие. Участились спазмы мозга. Вряд ли он пойдет на третий срок.
– Мы должны сообща уговорить его. Я убежден, кроме него, никто не способен стать Президентом. Он незаменим.
– Благодарю вас за преданность отцу. Передам ему непременно. В последнее время появилось столько врагов, столько изменников. Они только и ждут, чтобы он ушел.
– С врагами мы справимся сообща. А изменникам послужит уроком пример Прокурора. Где он теперь, наш проказник? Какими разоблачениями занят? Так будет со всеми.
– Спасибо. Я передам отцу ваши слова.
– Он должен знать, что я его самый верный друг и соратник.
Раздался легкий звон стекла. Это говорящие чокнулись бокалами, скрепляя доверительный союз вкусными глотками шампанского.
Белосельцев не выходил из своего укрытия, отделенный от собеседников слоем листвы. Услышал, как еще кто-то присоединился к разговаривающим. Снова зазвенело стекло бокалов.
– Ваш праздник – ослепительная удача! Такое могли себе позволить цари Вавилона и императоры Рима! – В этом пылком излиянии Белосельцев узнал Астроса, представив его молочно-розовые щеки, бриллиантово-голубые глаза, красные, бурно говорящие губы. – Мои телекамеры снимают весь вечер. Мы будем транслировать торжество на всю Россию.
– Это не просто блистательный аттракцион, не просто великолепное шоу. Это мощная политическая манифестация. – Вторым подошедшим был Зарецкий. Его прыгающее, беспокойное тело, нервные ужимки, суетливые руки представил Белосельцев, скрываясь в зарослях, как охотник, боясь спугнуть слетевшуюся на поляну дичь. – Этот праздник знаменует новую политическую эру. Эру консолидации всех важнейших политических сил после временных, вполне естественных в политике расхождений. Сегодня, с этого великолепного моста, всем видно – страной руководит Президент, опираясь на Мэра столицы, на бизнес- элиту, на банковское сообщество и на творческую интеллигенцию. Накануне выборов собран мощный кулак,
