наряде, видимо, изображавший английского колониального солдата в пробковом шлеме. Тут же были припаркованы несколько машин, и одна из них, затрепетав оранжевой мигалкой, медленно отъезжала.
Белосельцев уехал от ресторана, лишь мельком успев осмотреть окрестность, приметив неподалеку заросли кустов, в которых мог скрываться Серега. Сделал длинный, путаный круг, пробираясь сквозь кварталы, осененные туманными фиолетовыми фонарями, похожими на светящиеся ядовитые грибы. В одном месте под колеса ему бросилась нетрезвая пара, и пьяная женщина погрозила кулаком, в который была зажата бутылка. В другом месте, около освещенного ларька, в цветных пятнышках пивных банок, целлофановых пакетиков, бутылочных этикеток, ему замахал какой-то усатый небритый кавказец, прося подвезти. Белосельцев медленно его объехал, всматриваясь в подозрительное лицо. Приблизился к ресторану, тормозя на дальних подступах, откуда не была видна гадкая вывеска, а только ее рыжее едкое зарево. Поставил машину подальше от фонаря. Сидел, всматриваясь в улицу, желая обнаружить стерегущих наблюдателей, скрытые дозоры, прикрывавшие Ахмета и его компаньона, сидящих в ресторане. Было пусто, моросил дождь, покрывая стекло машины размытой рябью. Белосельцев вышел в сырость, запахнув плащ, подняв воротник, натянув на лоб шляпу с полями.
Медленно пошел по тротуару к рыжей обезьяне, к дальнему углу дома, где начинались кусты, в которых мог прятаться Серега.
Проститутки в коротких юбках, с глазированными целлулоидными лицами стояли перед входом, на золотом отражении, и привратник в гетрах и пробковом шлеме, в нелепо скроенном френче английского колонизатора скалился, осматривал длинноногих девиц, норовил ущипнуть за грудь. Те не уклонялись, хохотали, зорко поглядывали в глубину ресторана, где в рыжем свечении виднелись нарисованные пальмы, звучала музыка, мелькали неясные тени. Там, за бутафорскими пальмами, притаилась волосатая злая обезьяна, дожидающаяся роковой минуты, когда загрохочут взрывы, и тогда над крышами пылающего города, сворачивая высотные шпили, смахивая железные кровли, встанет огромный волосатый Кинг-Конг с опаленной шерстью.
Две машины, «БМВ» и «Ауди», были припаркованы у тротуара. Места водителей были пусты, и Белосельцев, понурив голову, прошел мимо ресторана, слыша русалочий смех проституток.
Когда он удалился, приближаясь к кустам, из мокрой листвы вынырнул Серега, гибкий, ловкий, не в своей обычной косынке, а в спортивном картузе с козырьком. Соблюдая конспирацию, двинулся следом, произнося громким шепотом:
– Сидят, жрут... Внутрь никак не пройдешь... Я на минутку зашел, сказал, сигареты куплю... Увидал их за столиком, а потом меня турнули... Сюда давайте, Виктор Андреевич, за угол, из кустов хорошо видать...
Они нырнули в заросли, где было сыро, тесно от веток, виднелась стена жилого дома с одинаковыми квадратами окон, улица с редкими шелестящими автомобилями и вывеска ресторана с обезьяной над входом.
– Место что надо... Хоть снайпера сажай, – счастливо засмеялся Серега, цепляясь картузом за ветки. Ему нравилась военная игра. Готовясь к армии, он уже находился в кавказских горах, выслеживал боевиков, звериным слухом ловил хруст ветки, падение камня. – Я Алешку побитого в гараже оставил отлеживаться, а девчата по Печатникам бегают, ищут «Газель».
Они притаились в кустах, среди веток, как две осторожные, чуткие птицы. Время, которое еще недавно стремительно неслось, как вода в горловине, теперь замедлилось, почти остановилось, накапливаясь в тихой заводи. Белосельцев знал эту особенность времени вдруг замедлять стремительное течение, замирать в недвижном омуте, перед запрудой, увеличивая свою глубину и массу, чтобы потом прорвать запруду, стремительно помчаться, ввергая мир в лавину сменяющих друг друга событий.
Внимание, вначале сосредоточенное на ресторане, стало постепенно рассеиваться. Ему вдруг показалось странным это сидение в кустах, в московском районе, выслеживание и ожидание врага, за которым когда-то охотился по другим континентам, прижавшись молодым крепким телом к острым камням Саланга, глядя, как по тропке, почти не касаясь земли, идут моджахеды в шароварах и долгополых накидках, и соседний пулеметчик, боясь себя обнаружить, прижимает к земле вороненый ствол «дегтярева». Как в Анголе, на границе с Намибией, смотрел на красноватую ленту дорог, где вот-вот, в облаке гари, должна была появиться броневая колонна «Буффало», и чернолицый стрелок, потный, словно натертый ртутью, держит у плеча безоткатку. Теперь же враг с других континентов перенесся в Москву, и он, состарившийся, без оружия, имея в прикрытии худенького юношу в спортивном картузе, ожидает на московской улице появления врага.
Он думал, как станет действовать, если удастся проследить перемещение Ахмета и найти тайник со взрывчаткой, куда, посвечивая фонариком, войдет чеченец. Бежать в милицию? Или звонить в ФСБ? Или кинуться на спину Ахмету, ударить в бок отверткой, которая притаилась в кармане, или оглушить ударом придорожного камня?
Ему вдруг показалось нелепым это сидение в мокрых кустах. Нет никаких врагов, и он стал жертвой своих обычных маний, повышенной болезненной мнительности, которая толкает его в маразм. И надо прийти в себя, выйти из кустов, стряхнуть с пиджака дождевые капли, надеть нормально шляпу и открыто пойти к машине, под дурацкой, безвкусной вывеской, мимо похожего на шута портье, размалеванных ночных русалок.
– Долго нету, – сказал замерзший Серега. – Может, ушли с другого хода? Пойти, что ли, взглянуть?
– Посиди, – остановил его Белосельцев, – я пойду... Они меня не знают... Зайду, поинтересуюсь ресторанной кухней... Подают ли жареного шимпанзе на вертеле...
Он продавил листву, шагнул на тротуар. Придал лицу легкомысленно-рассеянное выражение. Стал приближаться к входу в ресторан. Навстречу медленно, слепя фарами, наезжал джип, осторожно причаливал к тротуару. Уклоняясь от слепящих лучей, Белосельцев поравнялся с привратником в шлеме, подле которого уже не было проституток, и собрался было шагнуть на ступени, навстречу музыке, теплому, пропитанному гастрономическими ароматами воздуху. Как вдруг на пороге, из вестибюля с пальмами, появился высокий, молодой, с тугими плечами, узким усатым лицом человек, в котором Белосельцев узнал Ахмета. Белосельцев задержал на весу поднятую, готовую коснуться ступени ногу, повернул ее в сторону, делая неловкий шаг, продолжая следовать по тротуару. Боковым зрением углядел второго, возникшего на пороге человека и в его крепкой, слегка сутулой фигуре, в круглых, блеснувших из-под берета глазах узнал Гречишникова. Тот что-то весело, в спину, говорил Ахмету, и Белосельцев, испуганно сжавшись, надеялся, что Гречишников, разомлевший от еды, не узнал его. Он продолжал спускаться по ступеням вместе с Ахметом, рассказывая ему что-то забавное. Белосельцев, не убыстряя шаг, чуть покачиваясь, чтобы со стороны сойти за подгулявшего прохожего, проследовал вдоль улицы, в ее затемненную часть, где притаилась его машина. Оглянулся – Ахмет и Гречишников уселись в джип, и тот плавно, полыхнув прозрачными фарами, покатил, удаляясь.
Время прорвало запруду и устремилось в промоину, омывая его испуганное, ставшее огромным булыжником сердце.
Он сел в машину, запустил двигатель. Хвостовые габариты джипа медленно удалялись. Он тронул «Волгу», боясь упустить из виду удалявшийся короб с рубиновыми огнями. Подъехал к кустам, где таился Серега. Тот пулей выскочил, плюхнулся на сиденье, как намокший, нахохленный воробей.
– Они все в связке, – бросил Белосельцев Сергею, – все вместе нажмут на взрыватель...
Тот, не понимая, кивнул, повернул картуз козырьком назад. Джип неторопливо катил, словно не желал, чтобы его потеряли из виду. Это насторожило Белосельцева, но скоро он понял, что водитель, не зная района, внимательно рассматривает дома. Найдя нужный, у которого была разрыта земля и стоял плохо освещенный знак дорожных работ, водитель свернул во внутренний двор, мимо мучнисто-белого многоэтажного дома, остановился у подъезда, где скопились другие, оставленные на ночь машины. Белосельцев выключил фары, спрятал машину в тени деревьев, которые заполняли двор темными клубящимися кронами. Под этими кронами смутно различалась детская площадка – деревянный теремок, лесенки, песочницы. Было видно, как Ахмет вышел из джипа, что-то сказал оставшимся внутри машины. Затем вошел в подъезд, а джип, включив белый сигнальный огонь, медленно попятился, выбираясь из узкого пространства, собираясь выехать на дорогу.
– Ты следи за подъездом, понял! – приказал Белосельцев Сереге. – Когда он выйдет, ступай за ним. А я прослежу за джипом... Место встречи – обезьяний ресторан, в тех же кустах... Возьми деньги, для скорости будешь ловить «леваков». – Белосельцев сунул Сереге пачку купюр. Дождался, когда тот выскользнет из
