руководителя конференции, отодвигая черную сковороду с потускневшим остывшим жиром. – Пускай Копейко кратко проанализирует сложившуюся ситуацию.
На лице Копейко будто отворилось невидимое сливное отверстие, в которое утекло благодушное, жидкое выражение, и на обмелевшем дне выступили твердые камни.
– Надо констатировать, – начал он тоном докладчика на оперативном совещании штаба, – что в результате спецоперации по устранению Прокурора в президентском окружении возникла высшая степень доверия к Избраннику. Дочь пригласила его в избранный круг друзей, и они провели несколько часов вместе в элитном ночном клубе. Зарецкий нанес ему визит на Лубянку, посвятил в свои закрытые проекты, в том числе и в тот, что касается чеченской нефти, и просил содействия, обещая участие в доле. Сам Истукан принял его в резиденции. Необычно много говорил. Жаловался на одиночество, на здоровье, на вероломство подданных, на бездарность помощников. Сообщил, что занят поисками преемника, кому мог бы передать власть, которую уже не в силах нести.
Белосельцев понимал, что является участником тайной встречи, законспирированной под лосиную охоту. Что он по-прежнему участвует в заговоре. Что он член тайного общества, из которого его не пускают. И он должен прояснить ситуацию, объявить о выходе из союза. Он честно, с большими издержками для своей чести и совести, выполнил возлагавшуюся на него задачу. Продвинул вперед Проект Суахили. Все остальные деяния будут проходить без него. Он давно ушел из разведки, а теперь уходит навсегда из политики. Он уедет из Москвы, запрется на осенней даче и угрюмым одиночкой, молчаливым отшельником станет доживать свои годы в листопадах, поземках, звездных ночах. Перечитывать любимые стихи, перелистывать бабушкин томик Евангелия, отпуская от себя уносящуюся разноцветную жизнь, с которой успел соскочить. Упал, перевертываясь, в травяную насыпь, слыша, как затихает вдали стук колес, видя уплывающий за лесистый поворот красный хвостовой огонь.
– Раскол в правящей верхушке после устранения Прокурора не уменьшился, однако приобрел иной характер, – продолжал Копейко, четко, по-оперативному формулируя мысли. – Мэр и Астрос ослаблены, и вместо фронтальной атаки на Президента, с обвинениями в коррупции и упреками в слабоумии, они стараются пойти с Истуканом на компромисс. Предметом торга является пост Премьера. Нынешний слабый и безвольный Премьер должен уйти в отставку. Его место занимает московский Мэр. Для Президента это означает снятие уничтожительной критики. Для Мэра возникает сверхвыгодный плацдарм для последующего рывка в Кремль...
Предметы конспирации были умело расставлены на столе. Пустая бутылка водки. Мокрые, поблескивающие рюмочки. Черная сальная сковорода, в которой, как стеарин, застывает лосиный жир. Белосельцев не хотел вникать в этот сиюминутный ходульный расклад политических сил, который был зыбок, одномоментен. Был готов сместиться, распасться, навсегда исчезнуть и потерять значение. Кануть в небытие, как кромка несущихся по небу туч, их неповторимо случайный рисунок, обманчивый и неверный, скрывающий огромную недвижность неба с молчаливым золотым солнцем, с недвижными алмазными звездами. Он, Белосельцев, всю жизнь проведший среди клубящихся туч сиюминутной политики, теперь желал покинуть зону бурь и тайфунов. Умчаться в недвижный космос, из которого Земля кажется мягким мохнатым клубочком пыли, и в великолепной пустоте недвижно, словно алмазы на бархате, сверкают вечные истины.
– Таким образом, – Копейко завершал свое сообщение, выписывая глазами, интонациями, легким всплеском руки эллипс, – слабым звеном, удерживающим равновесие политических сил, является Премьер. За эту позицию разгорается схватка. Нынешний Премьер, слабый, безвольный и недееспособный, неизбежно будет отставлен, и мы должны опередить Мэра и продвинуть на эту позицию Избранника... Доклад окончен.
– Благодарю, – тоном председателя произнес Гречишников, устремляя глаза на Белосельцева. Этим взглядом давая ему понять, что сообщения делаются специально для него. Ему отдельно открывается следующий этап проекта. Его, соратника и собрата, на правах особого доверия и признательности, посвящают в план, который уже известен остальным участникам встречи. – Пусть Буравков кратко изложит содержание операции «Премьер».
Буравков, весь день демонстрируя удаль и молодечество, лихо играя ножом, ловко свежуя зверя, молодцевато опрокидывая рюмки с водкой, наливаясь румянцем, брызгая остроумием, вдруг разом сбросил с себя разноцветную мишуру. Так разваливается душистая, стоящая на лугу копешка сена, и из-под нее выползает литой черный танк.
– Психологические и моральные характеристики Премьера способствуют проведению подрывной операции, имеющей цель дискредитировать его в глазах силовых структур, лично Президента и общества в целом. – Буравков, утонченный мастер активных операций, в прошлом подавлял диссидентов. Он чернил их репутацию, отсекал от общественной поддержки, травмировал угрозами. После чего следовал суд над ними, арест или высылка за рубеж. Буравков использовал теперь свой уникальный опыт для истребления новой жертвы. – Премьер слабоволен, тщеславен, пуглив, подозрителен, подвержен маниям, легко внушаем. Это делает его объектом манипуляций, чем следует, несомненно, воспользоваться...
Белосельцев представил круглое, толстощекое лицо Премьера с недоразвитым подбородком, на котором присутствовало углубление, как дефект воздушного шарика. Его экземную воспаленную кожу, постоянно страдающую от соприкосновений с воздухом. Пугливые, подозрительные глазки умного зверька, готового кинуться в норку. Неуверенную улыбку на тонких, почти несуществующих губах, произносящих вялую, неостроумную шутку. Это лицо вызвало в нем едкий прилив антипатии. Словно в кровь ему впрыснули концентрированную капельку ненависти, и она зашипела, начала источать пузырьки, которые стали разноситься по всему телу. Он воображал бабье лицо Премьера и чувствовал, как бегут в сосудах пузырьки закипающей ненависти.
– Нам видится возможным побудить Премьера сделать перед телекамерами ряд мировоззренческих и политических заявлений, которые затем будут опровергнуты действительностью и обнаружат полную интеллектуальную и политическую несостоятельность Премьера в глазах общества. Нам также кажется эффективным представить Премьера нарушителем кодекса офицерской чести, которой он часто и не к месту бравирует. Для этого следует выставить его в глазах силовых ведомств предателем их интересов, выявить его неспособность и нежелание заступиться за одного из генералов, влиятельного и любимого в среде силовиков...
Это круглое, невыразительное, как картофельный клубень, лицо перекатывалось все эти годы на кухонном столе Президента, среди битой посуды, нечистоплотных объедков, грязных очисток, во что превращались один за другим политические выскочки, из которых Президент без устали варил жидкое ядовитое пойло, снимая на пробу зловонную пенку, вливая черпаком в миски оголодавшего и дурного народа, покуда народ не начинало тошнить и пучить. Потом кастрюля безжалостно выливалась на помойку, а жуткий суп начинали варить заново, для чего в кипяток кидались ядовитые мухоморы и поганки, несвежее собачье мясо, костная мука мертвых рыб, с непременным добавлением слабящих средств. Премьер, прежде чем стать таковым, присутствовал во всех суповых наборах, неизменно оставаясь в кастрюле, вывариваясь все больше и больше, лишаясь витаминов и питательных веществ, превращаясь в сгусток мертвой, несъедобной материи. Пожар Дома Советов, бездарность чеченской войны, неправедность судов, продажность милиционеров и следователей – все это с негодованием припоминал Белосельцев, представляя похожее на колобок лицо слабовольного политика.
– Шаткое равновесие на Кавказе, мнимое замирение с Чечней, брожение в ваххабитских районах Дагестана есть больная мозоль Президента. Ответственный за эти проблемы Премьер может пасть в глазах Президента в случае, если мир на Кавказе, хотя бы на краткий момент, будет нарушен. Дестабилизация Северного Кавказа есть радикальнейшее средство устранения Премьера, что было рассмотрено нами на прошлой встрече, где я озвучил геополитический и военный аспекты операции... Доклад окончен.
Они молчали, обступив Белосельцева настороженными птичьими ликами. Большая седая сова смотрела с вершины осеннего стога. Тяжелый пеликан с наполненным желтым зобом наблюдал из мелкой лагуны. Зоркий голубь-витютень всматривался оранжевыми глазками, пружиня на ветке. И сам Белосельцев вновь превратился в усталого немолодого скворца с тусклым зеленым отливом и розовым отсветом черных истрепанных перьев. Он был членом стаи. Был заговорщиком.
– Ты нам поможешь? – спросил Гречишников, желая, чтобы согласие его было добровольным, не вынужденным. Чтобы в их тесном кругу сохранялось ощущение братства. – Очень мало талантливых, верных
