Булавка вошла с тихим стоном, как в живую плоть. Белосельцев обморочно подумал, что настоящий Премьер в эту секунду почувствовал острую боль в сердце и из его рук выпал и разбился бокал с шампанским. Кукла безвольно качалась, в ней торчала булавка с мерцавшим алмазом.
На той же перекладине, чуть поодаль, висели новые куклы, недавно изготовленные, ни разу не побывавшие в передаче. Белосельцев пытался узнать прототипы, но лица были незнакомы. Лишь в одной смутно угадывался вновь избранный губернатор, по-видимому, тот, из кого хозяева кукол собирались сделать влиятельную персону.
Еще дальше, на верстаке, на специальном штативе, размещалась свежевылепленная пластилиновая фигура, которая должна была служить основой для будущей куклы. Белосельцев рассеянно вглядывался. И вдруг отчетливо, в надбровных дугах, в узком лице, в крупных губах и твердом, чуть выдвинутом подбородке, узнал Избранника. Скульптура была недоделана, кругом лежали ломти пластилина, резцы и лопаточки для шлифования поверхности.
– Этот фантом явился неизвестно откуда, загадочный, тихий, под завесой тайны. Кто им управляет? Куда ведет? На каком повороте дороги он исчезнет, как и явился? – Астрос задумчиво смотрел на Избранника, словно решал, как поступить: завершить ли изделие, или скомкать, превратить в бесформенную глыбу пластилина с мраморными цветными прожилками. – Как мы поступим, Маэстро?
Карлик подвинул высокую скамейку. Вскарабкался на нее с ловкостью белки. Протянул к Избраннику маленькие ловкие руки. Стал оглаживать, согревать, размягчать. Втирал в него свое тепло, вталкивал свою жизнь. Приговаривал, припевал, бормоча неясные заклинания. Касался подушечками пальцев висков, ушей, широкого лба, выпуклой макушки. Он словно метил, находил сокровенные точки, подчинял своей воле, своей колдовской власти.
Белосельцев испугался, что тайна Избранника будет разгадана. Их секретный союз и заговор будут раскрыты. Весь изощренный Проект Суахили, направленный на воссоздание Родины, будет погублен. Подчиняясь слепому жаркому чувству, с каким, должно быть, Александр Матросов кинулся на пулеметную амбразуру или летчик Гастелло направил свой самолет на вражеские цистерны с горючим, с тем же жертвенным ослеплением и бесстрашием, в порыве любви и ненависти Белосельцев заслонил собой Избранника. Перенес в пластилиновую форму свое изображение. Почувствовал, как стало больно вискам, как выдавились от черепного давления глаза, заломило за ушами и в мозгу взбухла, готовая лопнуть, кровяная артерия. Карлик перестал массировать скульптуру и удивленно на него оглянулся.
– Ну что ж, господа, закончим на этом экскурсию, – сказал Астрос, выводя их из магической мастерской, мимо молчаливых охранников, в оранжерею с орхидеями и пальмами. Зеленоглазая стрекоза вспорхнула с его пиджака и с трепетом крыльев сшиблась с другими, летающими над бассейном.
– Пожалуй, вы правы. – Астрос посмотрел на Буравкова, который, словно ведая, о чем думает магнат, услужливо протянул мобильный телефон. – Пожалуй, этим можно воспользоваться...
Его розовые губы зашевелились, нашептывая телефонный номер, холеные пальцы заударяли по кнопкам, превращая их в светящиеся жемчужины.
– Арби!.. – радостно воскликнул Астрос, услышав далекий ответ. Крохотный аппарат послал в пространство тончайшую иглу. Она проколола небо над русской равниной, пронзила предгорья Кавказа, отыскала среди скопища селений и разноголосицы бессчетных людей одного-единственного человека, в ком нуждался Астрос. – Арби, дорогой, как здоровье?.. Как семья?.. Как бизнес?.. Твои люди приходили ко мне, просили помочь... Я помог. Теперь еду по Москве, вижу твои бензоколонки, только от них заправляюсь!.. Твой бензин чистый, как слеза ребенка!..
Астрос умолк, прижимая к уху маленькую черную раковину, в которой гудело мироздание и далекий голос с кавказским акцентом что-то шутливо отвечал. Лицо Астроса, его подвижные широкие губы, взлетевшие брови, веселая морщинка у переносицы снова сложились в таинственный иероглиф, который Белосельцев постарался запомнить. Он запечатлел его начертания в своей натренированной памяти, чтобы позже воспроизвести на бумаге.
– У нас с тобой все пополам, Арби! Хлеб пополам, нефть пополам, женщины пополам. Мы же братья, как можно иначе?..
На лице Астроса, внимавшего далекому собеседнику, изобразился другой иероглиф. Глаза чуть скосились, брови мягко изогнулись, рот в улыбке сместился в сторону, над тонким с горбинкой носом прорезалась ироничная морщинка. Все это вместе сложилось в новый знак, похожий на буквицу, куда вплелись волшебные змейки, магические чаши, скрещенные кинжалы. Белосельцев запомнил иероглиф. Оттиснул его рядом с первым, чтобы дома, под мягким абажуром, начертать на бумаге, попытаться разгадать смысл древнего, исчезнувшего языка.
– Тут, видишь ли, наклевывается интересная комбинация... Только тебе и под силу... Ты просил у меня три миллиона. Я не отказывал, но не было под рукой свободных... Теперь ты их можешь получить, и мне перепадет некоторый процент с прибыли...
Рот Астроса сложился в пунцовую розу, а на лбу образовался мальтийский крест. Теперь в иероглиф были заключены пирамида и измерявший ее основание циркуль. Белосельцев запомнил символ, словно к воску прижали нагретый перстень, и память унесла отпечаток.
– Завтра в Грозный, обычным рейсом, без охраны, летит генерал Шептун... Да нет, он безвредный, ни разу ни в кого не стрелял, все больше по банкетной части... Сними его с самолета, пусть побудет у тебя в гостях...
Белосельцев еще не понимал смысла услышанного. Разговор, как он полагал, его не касался. Его внимание и зрительная память были сосредоточены на мимике Астроса, которая необъяснимым образом заключала в себе графические начертания. Вот и теперь лицо изображало древний храм, пятиконечную звезду и рыцарский меч, с которого капала кровь.
– Ты его, конечно, не в шестизвездочный, но и не в земляную яму... Прими по бизнес-классу... Потребуй выкуп, миллионов пять... Непременно получишь. В случае удачи пару мне, за идею...
Нельзя было понять, что отвечает из-за гор и великих рек неведомый, сидящий на коврах своей сакли бородач, с серебряным кинжалом у пояса, в косматой папахе и с разноцветной пиалой в руке. Ответы горца были закодированы в символах, что возникали на красивом лице магната. Словно это было не одно, а несколько лиц, менявшихся, как в фотороботе. Теперь это был серп, срезающий сноп колосьев, и молот, вгоняющий в дерево гвоздь.
– Я тебя всегда поддержу... Когда война шла, кто тебя поддерживал, как не я... И теперь поддержу, как брата... Пришли кассету с пленным генералом, тут же пущу в эфир... Действуй во имя Аллаха... Твои люди меня найдут!..
Астрос погасил горящую в телефоне горсть жемчужин. Вернул аппарат Буравкову.
– Будем действовать, господа!.. Всегда рад вас видеть!..
Они прощались. Белосельцев был потрясен. Он уносил в своей памяти иероглифы, чтобы вечером на листке бумаги написать их в ряд. Разгадать их неведомый смысл. Прочитать зашифрованную в символах надпись. И, быть может, ею окажется одно из тайных имен Антихриста.
Они стояли перед стеклянным бруском телецентра.
– Мы занимаемся работорговлей? – спросил Белосельцев.
– Шептун не будет рабом, – ответил Буравков, пропуская слова сквозь большой гулкий нос, отчего возникало ощущение эха. – Он сибарит, сладкоежка. Ну, поживет несколько дней под домашним арестом, без коньяка и без женщин, а потом за проявленное мужество получит Героя России.
– Его задержание чеченцами бросает тень на Премьера, – вкрадчиво пояснял Гречишников, глядя на Белосельцева добрыми, терпеливыми глазами воспитателя детского сада. – Это лишь маленький, изящный штрих в операции по устранению Премьера.
– Шептун – наш товарищ, боевой генерал. Мы нарушаем всякую, в том числе корпоративную, этику. – Белосельцев испытывал гнетущее чувство, будто его с завязанными глазами вели по скользкому краю.
– Какой он боевой генерал? – Буравков хохотнул сквозь нос, и звук, задержавшись в резонаторе, пророкотал, как в раструбе саксофона. – Он сделал свою карьеру, предав ГКЧП, переметнувшись к Истукану. Он участвовал в штурме Дома Советов и настаивал на применении танков. Сидя в Москве, он руководил бездарной чеченской кампанией и повинен в гибели Майкопской бригады. Во время боевых действий он ни разу не выезжал в Чечню. Так пусть же теперь прогуляется. Узнает природу, людей. Там, в отряде Бараева, есть хорошие краеведы. – Нос Буравкова раздувался от скопившегося там звука, и слова, переполнявшие
