– Хватит!.. Зачем стреляться!.. Зачем увеличивать детскую смертность!.. Возьми себя в руки!.. Мы по- прежнему друзья, и никто тебя в обиду не даст... На тебе остановился выбор в ту проклятую осень девяносто третьего года. Я позвонил тебе в Парламент и сказал: «Сматывай удочки, бросай своего Хасбулатова!.. Переходи к Президенту!» Ты внял голосу друга, ушел из Парламента, и через день танки разгромили твой кабинет... Я вел тебя и буду вести!.. Успокойся!.. На-ка, возьми платок!
Зарецкий вынул из кармана нечистый, скомканный, в желтоватых пятнах платок, протянул Премьеру. Тот взял. Всхлипывая, подрагивая жирными плечами, стал утирать слезы, громко сморкался.
Зарецкий смотрел на него с длинной застывшей улыбкой, какой смотрят на домашнюю кошку, которая присаживается на ванночку с песком.
– Ну вот и ладно, и умница, хороший, хороший, а кто нас обидит, тому а-та-та!.. – Зарецкий убрал платок, пропитанный слезами Премьера. – Нет худа без добра. Политика – это искусство превращать поражение в победу. Ты можешь использовать всю эту гнусь себе на пользу. Когда я посылал этим чуркам фальшивые доллары, я умышленно обострял ситуацию, из которой мы сможем сделать рывок. Неожиданный, колоссальный, оставив позади всех конкурентов, натянув нос всем врагам! Это будет твой Тулон, твой Аустерлиц, твоя ослепительная победа!..
Премьер продолжал всхлипывать, трогал пальцами разбухший от влаги, пористый и красный, как клубничина, нос, но глаза его настороженно заблестели, розовые поросячьи ушки, казалось, встали торчком, словно он пытался отличить в словах Зарецкого обычную злую насмешку от начинавшей маячить спасительной и чудесной надежды.
– Я тебя вел и буду вести. Друзей в беде не бросаю. Ты не просто укрепишь свое положение. Не просто помиришься с силовиками, отомстив за любимого генерала. Ты станешь единственной опорой и надеждой нашего больного, изнывающего от старости царя. Тебя, а не Мэра, которого ему подсовывает Астрос, тебя он сделает преемником. Не пройдет и трех месяцев, как ты, среди новогодних снегов и рождественских елок, будешь объявлен преемником! Престолонаследником уходящего на покой царя!
Премьер жадно, настороженно внимал, поедая умными пугливыми глазками своего недавнего мучителя, который теперь превращался в спасителя. Он еще подозревал в нем коварство, возможную злую насмешку, продолжение глумливой потехи. Но все больше верил в неожиданность блестящего хода, дерзкой комбинации, в которых Зарецкий был непревзойденный мастер.
– Что имеешь в виду? – потянулся к нему Премьер, высыхая, как лужа, которую осветило солнце.
– Малая война в Дагестане. Крохотный локальный конфликт, продолжительностью не больше недели. Мы заманиваем в Дагестан чеченский отряд Басаева, в те районы, где окопались ваххабиты, столь тобою любимые. На пути чеченцев мы снимаем посты, отводим с перевала наш батальон. Даем чеченцам гарантии неприменения авиации. Подбрасываем кое-кому деньжат, на этот раз нефальшивых. Басаев входит в Дагестан, и мы бьем его смертным боем. Бомбим самолетами, громим установками залпового огня, штурмуем мятежных ваххабитов и подымаем над их твердыней российский флаг. Силовики в восторге от победы, от наград и повышений по службе. Президент обнимает тебя как сына, ибо ты спас страну от новой войны на Кавказе. Ты отомстил за Шептуна, и твои реверансы в сторону ваххабитов были лишь тактической хитростью. Ты – победитель. Тебя обожает армия. Тебя боготворят патриоты. Царь Борис снимает с себя порфиру и торжественно, при скоплении народа, перед тысячами телекамер, надевает ее на твою голову! Голову победителя!
– Ведь это война! – затряс головой Премьер. – Кавказ заминирован большой войной, а ты предлагаешь взорвать гранату на пороховом складе. Это большая кровь и, возможно, распад России!
– Речь идет о локальном конфликте. У нас есть специалисты по локальным конфликтам. – Зарецкий впервые посмотрел на Белосельцева, словно только что его заметил. – Есть опытные теоретики локальных конфликтов, они, как хирурги, делают операции на отдельном больном участке под местным наркозом. Поверь, все решит технология, военная, политическая, информационная. Я говорил с Татьяной Борисовной, и она одобряет. А что скажет Дочь, то сделает и Отец.
– За это могут судить!.. За это могут проклясть!.. За это могут голову оторвать!.. – Премьер волновался, трусил и одновременно рисковал и считал. Верил Зарецкому – и ждал от него вероломства. Умоляюще смотрел на него. Был в его власти. Он ненавидел и обожал. Мечтал о том времени, когда вырвется наконец из цепких объятий и отомстит за многолетнюю муку.
– Решайся, – чувствовал его колебания Зарецкий. – План подготовлен в деталях. Намечены пути отвода войск. Намечены места их тайной концентрации для ответного молниеносного удара. Намечены аэродромы, откуда авиация полетит на бомбежку. Выделены средства для подкупа. Выделена квота на генеральские назначения и на звания Героев России. Решайся! Будь Наполеоном!..
Белосельцеву казалось, ему погружают металлическое сверло в глубину живого сочного зуба. Решение, которое готово было обернуться катастрофической войной, массивными перемещениями войск, распадом Кавказа, бессчетными трагедиями, смертями и подвигами, иные из которых будут отмечены геройскими званиями, вдохновят баталистов, побудят художников писать новую «Гернику» или «Апофеоз войны», – подхваченное и усиленное тысячекратно политической и военной машиной, обретая черты исторического события, это решение принималось в мерзких соплях и трусливых слезах проходимцами, место которым в тюрьме. На поле брани, где-нибудь в Аргунском ущелье, молодой офицер, умирая, подобно князю Болконскому, будет видеть голубое небо над головой, а романтически настроенный разведчик, подобный ему, Белосельцеву, станет усматривать божественный промысел, касаясь брони подбитого танка с холодным пеплом сгоревшего экипажа.
– Учти, эти минуты, которые ты сейчас проживаешь, – это твой неповторимый и роковой перекресток! Либо ты кубарем полетишь вниз и окажешься каким-нибудь мелким безвластным клерком в какой-нибудь Счетной палате или Пенсионном фонде, куда тебя упрячут из сострадания и для того, чтобы ты прикусил язычок. Либо ты взлетишь, как ракета, на вершину власти! Станешь властителем России, как Петр, как Сталин, возьмешь на себя в условиях современной России их бремя и миссию!..
Зарецкий, растопырив пятерню, устремил ее к Премьеру. Он словно пронзал его длинными заостренными пальцами, с которых срывались фиолетовые лучи, впрыскивались в кровь Премьера, растекались ядовитым сладким дурманом. Было видно, что у Премьера кружится голова и на губах возникает подобие наркотической безумной улыбки.
– Дагестан – лишь часть твоего триумфа, который завершится отречением Истукана и провозглашением тебя преемником. Я веду тонкую игру с Истуканом, уговариваю его и пугаю. Рассказываю о заговорах среди военных. О неизбежном мятеже оголодавшего народа. О намерении регионов объявить о выходе из России. О коварных американцах, которые составляют карту криминальной России, где помечены все преступные группировки, их связи с губернаторами, ведущими политиками, министрами и крупными чиновниками. С помощью этой карты, на которой видна вся гниль продажной российской элиты, американцы смогут управлять Россией, шантажируя чиновных воров, включая членов его семейства. Я намекаю о возможном покушении на него самого, а также на жену и дочек. Живописую ужасную судьбу Чаушеску, доводя Истукана до слезных истерик. Он подорван, неизлечимо болен, мечтает уйти в отставку, но так, чтобы обеспечить себе безопасное и тихое забвение вдали от неизбежных катастроф. – Зарецкий счастливо засмеялся, представляя плачущего Истукана, потерявшего разум, готового забраться под дубовый, с гнутыми ножками, стол, на котором его жена зло расставляет голубой саксонский сервиз. – Ты, как только станешь преемником, выдашь ему ярлык на неприкосновенность, оградишь от преследований за Беловежский заговор, за расстрел Парламента, за развязывание чеченской войны. Мы вывезем его за рубеж и покажем миру кротким богомольным старцем где-нибудь в Вифлееме, в яслях, где родился Христос. А потом поселим в альпийском замке, который уже для него построен. В вязаной тирольской шапочке он станет беседовать с туристами, и они будут называть его русским Санта-Клаусом. Люди о нем забудут, и ты один окажешься в фокусе мирового внимания...
Белосельцеву казалось – голова Премьера превращается в зыбкий водяной пузырь, в котором колышутся желтоватые, с розовой сукровью, мозги. Он был похож на огромного эмбриона с лиловой пуповиной, в которую Зарецкий вливает соки, витамины, дозированные растворы, выкармливая внеутробного, страдающего водянкой мозга младенца, который качается в невесомости, как привязанный за трос космонавт.
– Ты выиграешь молниеносную войну в Дагестане и возьмешь в плен Басаева. Мы провезем его в клетке по всей России, и ты предстанешь перед народом как избавитель. Прилетишь в истребителе на
