дело. Кстати, когда он придет?
– В четверг. В двенадцать часов.
Андрей уже каялся, что проболтался. Не стоило все-таки рассказывать безумному старикану про «экспериментальную модель». Ведь просил же его Сергей Сергеевич! А он как дырявый мешок. Такой большой секрет – и такому больному человеку.
– Послезавтра, в двенадцать, – повторил профессор словно бы для себя. – Чаю попьешь?
– Я дома уж напился. Так что с приборчиком, Никита Николаевич? Рискнете?
– Спасибо за заботу, Андрюшенька. Не переживай, я в порядке. На конвертере – всем привет… Ну, ты молодой, тебе со мной не интересно. Проведал, и ступай.
– Ага… пойду.
– Иди, Андрюша, иди.
Никита Николаевич довел его до двери и подтолкнул ногой ботинки.
– Про новые знакомства… – сказал Андрей. – Мне что ж, ни с кем не знакомиться?
– Знакомься, если хочешь, – ответил профессор, и Андрею почему-то стало не по себе. – Четверг, да? Ровно в двенадцать?
– Ровно, – кивнул он, выходя в коридор.
Андрей редко о чем-то сожалел, но сегодня ему казалось, что он ошибся по-крупному. Да, про экспериментальную модель надо было молчать, а то как с психом свяжешься… И зачем, спрашивается, таскался?
Преодолев последние ступени перехода, Андрей остановился возле стеклянной стенки и посмотрел на шоссе. Внизу проносились яркие, как игрушки, автомобили: полосатые «под зебру», пятнистые «под леопарда» и вовсе неописуемых расцветок. В город и из города машин ехало примерно поровну. Строго говоря, там, где стоял Андрей, тоже была Москва – и административно, и геометрически, однако городом в окраинных районах называли только центр. Город – это место, где живут люди, владеющие личным транспортом. Место, где живут люди без транспорта, – это блок. В блоке живут черы.
Послезавтра, подумал Андрей. Подумал, и почувствовал что-то похожее на вибрацию. Он представил, как внутри, в голове или в животе – неважно, заводится некий моторчик. Скоро моторчик разгонится и понесет его в центр. Пусть медленно. Лишь бы из блока. Послезавтра…
– Выкобениваешься, Царапин?
Вопрос прозвучал так близко, что Илья принял его за фразу из сериала.
– Вы чего, овчарки лишайные, мозгами попутались?! – прошипел он. – Только недавно вызывали, и опять… Ни минуты покоя!
Выключив монитор, Илья придавил микрокнопку в часах и сказал:
– На связи… Не выкобениваюсь я. Лежу, никому не мешаю. Телик смотрю.
– Телемонитор надо было обычный брать, как у всех соседей, а ты самый модный хапнул. Хуже ребенка!
Голос звенел в районе левого уха и резонансом разносился по всему черепу.
– Через Сеть определили? Вы мой монитор не трогайте. Имею право. Лимит по карте я рассматриваю как командировочные.
– Рассматривай, как хочешь. Тебя не для этого вызвали.
– Догадываюсь, – буркнул Илья в браслет. – Что-то срочное?
– Во-первых, мы решили облегчить тебе задачу. Завтра организуем подставочку – будет возможность сойтись с объектом поближе. И попробуй ее упустить!
– Завтра я иду на конвертер, – возразил он. – Дерьмо в чан заливать. Сами же велели…
– Опоздаешь немножко. Подробности получишь позже, это не главное. Главное – то, что во-вторых. Тебе поручается акция устранения.
– Как-как? Устрашения?
– Ты все понял, Царапин. Прекрасно понял. И незачем переспрашивать. Лучше, если это будет несчастный случай, правда, на такой класс я не рассчитываю. Сойдет и бытовуха. Адрес запоминай сразу…
– Погодите! Вы что же, палача из меня делаете?!
– Универсала, – веско произнесли в динамике. – Надо уметь не только щупать, но и за горло брать. Все надо уметь.
– Нет.
– Да, гражданин Царапин, да, – сказал голос, особо выделив слово «гражданин».
Намек был ясен: выбора ему не оставляли. Как и в тот раз, в самом начале. Тогда он тоже не выбирал. Ему просто объяснили, чего от него хотят, и он согласился. Никто не ожидал, что он откажется, – потому, что отказаться Илья не мог.
– Адрес… – раздалось за ухом.
– Да… – выдавил он. – Говорите, я слушаю.
Ему назвали блок, дом и квартиру. И пожелали удачи. Кто называл, кто желал – об этом Илья не имел ни малейшего представления.
За все время сотрудничества с неотложкой он видел лишь двоих, и то в сумерках, без лиц. Его перевозили в закрытой кабине, водили по глухим коридорам, всегда – с завязанными глазами. Он даже оправлялся, не снимая повязки. Это было противно, но все же не так, как тридцать лет каторги. Тридцать лет за то, что всегда оценивалось не выше трех.
Илья воскресил в памяти роковую строку из выставочного каталога: «М.Куркина.
Многие считали этот случай курьезом. По какому-то идиотскому совпадению, в ту самую минуту, когда Илья взламывал охранную систему Пражского музея, в Южно-Сахалинске состоялась конференция Юнеско, объявившая «Жирафа» достоянием мировой культуры. Когда Илья упаковывал картину в пенал, она уже не принадлежала частному коллекционеру Солу Вайсбергу, она являлась собственностью Тотальной Демократической Республики.
Если б Илья отложил поход в музей на пару часов, все было бы иначе. Старое воровское правило «крадешь у Республики – крадешь у себя» он соблюдал не из кокетства. Покушений на государственное имущество правосудие не прощало. Тридцать лет каторги – за картинку размером двадцать на восемнадцать. Аккурат по месяцу за квадратный сантиметр.
Илья сидел в камере и плакал от отчаяния. И тут появились эти двое. Точнее, сперва погас свет.
В полной темноте ему рассказали про эпидемию среди черов и про неотложную психиатрическую помощь – не то, чтобы очень секретную, но как бы слегка негласную. Илья еще не знал, чего от него хотят, но заранее был готов на все. Другой возможности избежать каторги ему бы не представилось.
Илье завязали глаза и куда-то отвезли.
Через месяц, после короткой подготовки, его отпустили – с новыми документами и первым заданием. Задание было легким, почти смехотворным. Ему поручили какую-то мелочь: встретиться, познакомиться, выспросить…
Голос во вшитом динамике обещал когда-нибудь отпустить его по-настоящему, насовсем. Временами ему казалось, что этот миг уже близко. Теперь Илья понял: ему врали. У хозяев не было причин мазать его кровью, чтобы привязать крепче. Его просто двигали по службе – из простых наблюдателей в… исполнители?.. В «универсалы», так ему сказали.
Илья дошел до кухни и налил в чашку воды. Жадно выпил и налил вторую – это позволяло отложить решение еще на несколько секунд.
Выполнить работу качественно – значит убивать и дальше. Провалить дело – значит поехать на каторгу. Можно удрать, но кто поручится, что вместе с динамиком ему не вшили маячок? Можно достать терминал и учинить скандал на всю Сеть. Только что он поведает миру? Лиц не видел, имен не знает… И даже если люди поверят, каторги ему не избежать. Такие приговоры не обжалуют.
У Ильи снова не было выбора – как и в тот день, когда в камере погас свет и открылась дверь…
Он достал из выдвижного ящика здоровый хозяйственный нож и попробовал лезвие на ноготь. Совершенно тупое. Илья поискал в шкафчике точилку. Загадал: найдет или не найдет?
Точилки в доме не было, и это значило… это значило, что…
