утра. Шорохов еще надеялся предупредить самого себя, но уже слабо – по логике вещей, «Вольво» Василия Вениаминовича в этом дворе и не появлялось.
Он вышел из подъезда и огляделся. Логика торжествовала: машины не было. Шорохов постоял полчаса, выкурил три сигареты и, смертельно окоченев, пешком отправился к метро. Пока он добрел до станции, она уже открылась.
«Почти утро… – подумал Олег отстраненно. – Это скорее хорошо, чем плохо… Только вот вопрос: когда же мне спать?..»
Теперь он понял, на что жаловался двойник и чем он пугал. Месяца не понадобилось, хватило и половины суток, чтобы прочувствовать это не себе: синхронизатор не дает дармового времени, а наоборот, отнимает. Шорохов поступил в Службу около одиннадцати вечера и к семи утра умудрился дополнительно «сжечь» часов пять. Эта мысль кружила голову и не позволяла сосредоточиться.
Таким, сонным и потерянным, Ася его и встретила. Она стояла у своего номера и пыталась вытащить застрявший ключ.
– Не рановато собралась? – спросил Олег.
– Шорох, милый, помоги, – сказала она, тоже довольно вяло. – Столько маялась, а тут еще такое счастье: к себе попасть не могу.
– Слушай, Прелесть… Ты меня извини, ладно?
– За что? – удивилась Ася. Как будто искренне.
– За то… За ночной концерт…
– Мне-то какое дело до твоих концертов? Значит, вместо того чтобы спать, ты тут развлекаешься, да? Я всю ночь пашу… Да ты сам знаешь…
– Что я знаю? – насторожился Шорохов.
– Здра-асте… Он же при тебе меня захомутал. Только вошла, не успела раздеться…
– Кто «он»? – Олег наконец справился с замком, но в комнату Асю не пустил.
– Лопатин… Ты что, Шорох, белены объелся? Ты мне сам трубку передал! Он на мобильник позвонил, мобильник был у тебя.
– Ах, да… – Олег прочистил горло. – Разве у меня?..
– Ты же пьян, скотина… – Ася прищурилась. – У тебя глаза совершенно стеклянные. Дае-ешь, напарничек!..
Шорохов ощупал куртку – принесенный официантом телефон так и лежал во внутреннем кармане. После вызова Лопатина Олег взял его с собой – не ломиться же к Асе в номер. По второму-то разу…
– Ну чего встал? Не задерживай. Спать хочу, сил нет… – Она отвела его руку и, войдя к себе, презрительно повторила: – Дае-ешь…
Олег хотел спросить ее еще, но тут в кармане завибрировала разбуженная трубка.
– Привет, Шорох! – гаркнул Лопатин с омерзительной бодростью. – Отдохнул? К службе готов?
– Вы это серьезно?..
– Я специально тебя не трогал, – заявил он. – Прелесть ночью неотложную операцию отработала, а тебе я тайм-аут решил устроить. Потому, что сегодня… Сегодня, Шорох, тебя ждут великие дела! Я уже внизу.
– Да… – вякнул Олег. – Да, Василий Вениаминович, я буду через минуту… нет… через три.
Ася заперла дверь и, не исключено, уже заснула.
Шорохов вошел к себе в номер и удрученно опустился на стул возле стены. Он-то переживал, что не поставленная Дрозду шишка собьет филигранную настройку причинно-следственных связей… Ведь с этой шишкой из магистрали исчезла и целая событийная цепочка – пусть тонкая, но бесконечно длинная… А в это время кто-то рубанул с плеча и одним махом отсек здоровенный ломоть. Олег опасался, что создал новую редакцию реальности… Извольте: есть уже и новейшая. Без истории с Дроздом, без аврального ночного вызова… Вернее, с вызовом, но для Прелести. Сам же Олег, оказывается, дрых…
Шорохов вышел из гостиницы и, энергично сбежав по ступенькам, направился к синему «Вольво». Он, как и обещал, задержался всего на три минуты. Сто восемьдесят секунд, в течение которых он проспал добрых десять часов. Затем поковырялся с корректором, пока строка на табло не приняла следующий вид:
Он закрыл себе все, касавшееся операции с Дроздом. Прикинул, что и во сколько делал по своему субъективному времени, и, набрав параметры, закрыл – подчистую. Иначе было невыносимо. Заодно Олег избавился и от похабного эпизода с проституткой – чтоб совесть не угрызалась понапрасну, раз уж сама Ася ничего не помнила. Шорохов оставил себе только один кусочек длительностью сорок минут – беседу с Лисом.
После этого он умылся, позавтракал конфетой и к сто восьмидесятой секунде вернулся обратно.
– Прекрасно выглядишь, – заявил Лопатин. – Ну что, мнемокорректор не так страшен? Простой пробел лучше, чем несколько версий одного и того же события.
Шорохов напряг память, но не выжал из нее ровным счетом ничего. Он помнил лишь сам факт коррекции – да еще какой-то отдельный лоскут: черное окно, площадка у лифта, оператор по имени Лис… Это совсем не тревожило и сильно смахивало на давнишний сон.
– А вы, Василий Вениаминович?.. Вы это помните? То, что я забыл.
– Не помню, но знаю. Так, в общих чертах… Мне по должности положено.
– И-и… что же там было?
– Рутина, Шорох. Служба. Наша с тобой работа.
На то чтобы освоиться у Олега был час. Он слонялся по тесной двухкомнатной квартире где-то в Кунцеве, постепенно погружаясь в чужой быт и все отчетливее понимая, что выпускной тест – это проверка не только для Рыжей, но и для него самого.
Арендованные у местной ФСБ технари спешно развешивали «жучки» и камеры. На Олега они смотрели с профессиональным безучастием, и лишь изредка, когда он явно мешал, нейтрально-вежливо просили посторониться. Ни он, ни квартира, ни объект слежки их не занимали совершенно – видимо, отношения между двумя Службами здесь были теплыми, и людей Лопатину прислали лучших.
Сам Василий Вениаминович сидел возле дома в фээсбешной «скорой помощи» и тоже ждал.
Олег, посвистывая, вошел на кухню. Один из техников колупал пыльную сетку вентиляции, и Шорохов, чтобы не его не раздражать, отвернулся. На столе стояла пустая, но не чистая пепельница, рядом лежал коробок спичек и открытая пачка «Явы». Других сигарет, насколько Олег заметил, в доме не водилось. Вздохнув, он сунул свой «Кент» в задний карман и закурил эти.
Кухня, как и вся квартира, была неудобной, загаженной и несомненно обжитой. На полках теснились жестяные банки с крупами и всякими рожками-макаронами, в щербатой эмалированной раковине лежала тарелка с присохшими остатками картофельного пюре. В холодильнике, кроме нескольких свертков, оказалась черная кастрюлька, похожая на старушечий ночной горшок, а в ней – нечто, похожее на его содержимое. Рыжая, несмотря на свою гиперкоммуникабельность, – хотя возможно, что как раз и благодаря ей, – была женщиной одинокой. И ее клон ничем от нее не отличался.
Он – или, может, «она»? – вместе с полной копией памяти приобрел и все остальное: характер, темперамент, привычки. И судьбу. Клон очнулся в этой малометражке и начал жить – сразу, без паузы. Жить за Рыжую, которая тем временем высаживалась из автобуса на территории учебной базы.
Сейчас ее – или все-таки «его»? – куда-то спровадили, и Рыжей предстояло на час-полтора вернуться к себе. Из душного июля – в морозный декабрь. Без последних шести месяцев. С большущей дыркой в памяти.
Вскоре техники закончили и, по-прежнему не реагируя на Олега, удалились.
Через несколько минут в квартиру поднялся взволнованный Лопатин. Следом за ним тащили носилки со спящей Рыжей.
– Ну что, сориентировался? – спросил он.
– Вроде бы… – сказал Шорохов, выкидывая окурок в форточку.
– Тебе не надо вникать во все. Это и невозможно. Достаточно зацепиться за пару деталей, очень мелких и очень обыденных, и на них играть. Прелесть – молодец. Не забыл, чем она на твоем тесте занималась?
– Гм… – Олег помялся. – Как же забыть…
