наступил, а мы только в этом году справим…
– Вечно они торопятся, – не поднимая головы, откликнулся Пастор. – Эсхатология, ёп… Ой!.. Прости, Прелесть, дорогая. Отвык от женского общества.
– Расслабься… – Ася взяла какую-то бумажку, свернула в кулек и аккуратно стряхнула в нее пепел.
– Народ на ушах стоит, все чего-то ждут, – пробормотал он. – То ли ужасного, то ли прекрасного… Да им без разницы, по-моему.
– Народ успокоится, – заверил Олег. – Поблажит и успокоится как всегда.
– Неужели и этот миллениум без Судного Дня встретим? – фальшиво огорчился Пастор. – Тогда уж до следующего… – Он посмотрел на экран и, скривившись, застучал по «бэкспейсу».
Шорохов поджал губы. «Миллениум» – это слово он еще не забыл, хотя в новом тысячелетии оно постепенно вышло из обихода. И раньше следующего вряд ли понадобится. Люди потанцевали на площадях, пожгли фейерверки, позлорадствовали на тему несостоявшегося Конца Света и вернули красивое латинское словечко в небытие.
Олег припомнил, как сам отмечал две тысячи первый год, и почувствовал что-то среднее между стыдом и ностальгией. Гульнул он тогда славно: настроение было в высшей степени апокалиптическое, а последних денег Шорохов не жалел никогда, – видимо, поэтому любые его деньги быстро становились последними. Но здесь был случай особый: тому новогоднему исступлению предшествовала вереница потерь – и мелких, и крупных.
Двухтысячный год был для него неудачным. Летом, как раз в эти самые дни, он решил заняться бизнесом. Бизнес получился так себе, и кроме долгов ничего не принес. А осенью, в октябре, Шорохов имел неосторожность влюбиться в одну стерву. В итоге – месяц чудовищной депрессии, потом месяц чудовищного запоя. Словом, к Концу Света он был готов как никто: почти пустой карман, почти пустая душа…
«Предупредить, что ли, горемыку?..»
Олег украдкой потрогал мобильник. Прямой номер Служба зарегистрировала в девяносто пятом году еще двадцатого века и оплатила его везде, вплоть до пятнадцатого года уже века двадцать первого. Этот номер тоже преодолел миллениум – благополучно, как и все человечество.
Главное, застать себя дома…
В углу зашумел электрический чайник, и Шорохов отдернул руку от трубки.
«Не надо, Олежек, не дури…».
Внезапно он ощутил слабую волну воздуха, и посреди кабинета появился какой-то мужчина.
– Как ни приду, вы все чаи гоняете, – заметил тот, складывая синхронизатор.
– У Лиса нюх на халяву, – отозвался Пастор. – Печенье захватил? С орехами и с такими штучками внутри. Нет?! Тогда фиг чего получишь!
– Оператор! Отказывая курьеру в бутерброде, ты рискуешь не только бутербродом, – объявил Лис. – О, и ты здесь? – обратился он к Олегу. – Шорох, кажется?.. Сколько лет, сколько зим…
Олег узнал его без труда, но не мог сообразить, при каких обстоятельствах они встречались. Курьер был одет в темно-зеленые армейские брюки и красную футболку. Спереди и сзади по ней вертикально шли огромные буквы: «FOX». Как на шапке. Вот шапку Олег помнил.
– Сколько лет?.. – переспросил он. – Нисколько. Пару дней всего…
– Это для тебя. А я уж на год состариться успел.
– Выглядишь все так же.
– Работенка у него блатная… – вставил Пастор.
– Работенка у тебя, а у меня служба, понял? Пронзающий время с преступником на горбу, – изрек Лис.
– Вот и давай… Пронзай отсюда, раз ты без гостинцев, – ответил Пастор.
Лис, никак не отреагировав, забрал у водителя стакан и налил себе чая. Затем вручил координатору минидиск и, усевшись на свободный стул, вперился взглядом в седого.
Нарушитель уже оклемался и начал беспокойно шевелиться.
– Копец тебе, фрэнд… – равнодушно произнес Лис. – Вы отчеты накропали? Две операции по одному объекту – это плохо. Но если они в одной точке… это, скорее, хорошо. Лишний раз не мотаться.
– Ему даже в этом халява выпала, – хмыкнул Пастор. – Умеют же люди!..
– На чем писать? – спросила Ася.
– Компы заняты, пишите на бумаге. – Пастор достал несколько чистых бланков и выловил в ящике две гелевые ручки.
Шорохов пристроил листок на колене и быстро, почти не задумываясь, заполнил пустые графы.
– Э-эй… – обронил Лис, просмотрев отчет. – Что ты мне нацарапал? «Дополнительно: объект крайне опасен, склонен к рецидиву, не исключена попытка вооруженного…». Это что такое?!
– Ну?.. – не понял Олег.
– С такой характеристикой ему прямая дорога на север. Его потому и амнистировали, что ты там ведро слез вылил. Пиши, как было, Шорох.
– А как было-то? – озадачился тот. – Ничего еще не было. Я собирался, да…
– Вот и пиши, раз ты собирался. Это же его касается, – Лис указал на седого как на предмет интерьера. – Изменишь его судьбу – изменишь всю магистраль. Получится натуральное вторжение. Будешь наказан.
– Но я же… Да нет, мне все равно! – воскликнул Олег. – Мне не жалко. Просто… я ведь того отчета не писал. Только планировал…
– С твоей точки зрения – планировал. С моей – давно сделал.
Нарушитель окончательно пришел в себя и дернул прикованной рукой.
– Учти… Шорох, да? Учти, Шорох: я вернусь за тобой снова, – проговорил он с ненавистью. – Сколько бы мне не осталось, я всю жизнь буду…
– Твое «буду» уже закончилось, – перебил его Лис. И монотонно добавил: – Поверь мне, я точно знаю. Теперь у тебя «был», и ничего больше. А еще одна реплика с места – отправишься в картонной коробке. Замороженным брикетом.
Олег взял новый лист и задумчиво повертел ручку. Если бы седой не прибыл убивать его в этот же день, если бы они не встретились сразу, то при составлении отчета он обладал бы свободой выбора. Какой- никакой свободой, пусть чепуховой, – да к тому же она и привела совсем не туда… Но она как будто была. Теперь Шорохов ее потерял, и, что еще хуже, он увидел ее иллюзорность. Он не выбирал, а лишь прошел по единственной дорожке, которую принял за одну из многих. На самом деле выбирать оказалось не из чего, и, попробовав отклониться с пути, Олег в этом убедился. Все было так, как он сделал, и никак иначе. Хотя даже и не сделал, а только планировал… Не узнай он последствий, не измени решение – это и не проявилось бы. Ведь он действительно хотел выпросить для седого амнистию… Но чем он тогда отличается от «замурованных» с их скрытой, но строго установленной предопределенностью? Они – в бетонном столбе, а он?.. Где он, если не в таком же столбе?
– Не мучайся, Шорох, – сказал Пастор. – Я уже набрал. Вот, – он ткнул пальцем в экран, и Олег прочитал:
– Нам этот отчет еще в школе показывали, как пример пагубного гуманизма, – потешаясь, сказал Пастор.
– В какой школе, что ты несешь? – вскинулся Олег. – Ты когда учился-то?
– Тебя же не смущает, что наши железки будут изготовлены только через сорок лет? Короче! Ты так написать хотел? Так и написал. «Оператор Шорох»?..
– «Оператор Шорох»… – вздохнув, подтвердил Олег.
Пастор натюкал в конце еще два слова и, сохранив файл, скинул его на минидиск.
– Забирай, Лис. И с глаз моих долой. И без гостинцев чтоб не являлся!
– Тебе бы все жрать… – Тот спрятал диск в карман и туда же положил Асин отчет на бумаге, вполне предсказуемый и ничему не противоречащий. Затем взял пистолет и отстегнул седого от стула.
– Давай… счастливо… – проблеял из-за монитора координатор.
