Остермана, составленный Алисой на трех языках на тот случай, если первая попытка окажется неудачной. – Это и есть тот самый архив?
– Прошу прощения! – спохватилась Алиса. – Смотрите следующие три бумаги – это вам совсем не нужно…
Пока барон знакомился с содержанием документов, наша дама внимательно следила за выражением его лица и мелкими глотками пила вино. Сейчас ваша очередь краснеть, господин де ла Торво! Краснеть, крякать смущенно, сучить ногами, прятать взгляд и все такое прочее. Потому что это ваш прямой предок – Себастьян де ла Торво, отец отца отца отца отца вашего отца, герой трех войн, родственник королей, обладатель целого сонма титулов и государственных должностей, по сути своей был… предателем родины. Вот три бумажки, дошедшие до нас через два с половиной столетия: договор о сотрудничестве с Коллегией иностранных дел – читай о шпионаже в пользу России – и два донесения военно-стратегического характера. Вредный злобный Остерман поймал-таки на чем-то вашего пра-пра-пра – все три бумажонки исполнены собственноручно Себастьяном де ла Торво. И несмотря на то что на донесениях стоит псевдоним: «Бриан», а настоящая подпись имеется лишь на договоре… существует ведь такая интересная наука – графология, что отнюдь не вчера появилась на свет божий…
– Минутку, – хозяин замка разложил запаянные в целлофан рукописи на столе, открыл вмонтированный в стену сейф и извлек из него увесистый ларец черного дерева. Покопавшись в ларце, барон с великой осторожностью вынул пожелтевший от времени листок, уложил его рядом с рукописями из архива и довольно долго сверял почерк.
– Я, конечно, не эксперт, но… – барон озабоченно подергал ус. – А где гарантии, что это не искусная подделка? Зачем рукописи запаяны в целлофан?
– Гарантий нет, – призналась Алиса. – На экспертизу их не носили. В целлофан я их упрятала для большей сохранности. Я рассказала вам, как попали ко мне эти бумаги. Могу только уверить вас, что я ничего не придумала и не добавила от себя, все происходило именно в такой последовательности: архивариус Лиховский – бывшая усадьба вице-канцлера – мой муж с собаками – лабиринт – ларец.
– Я верю вам, госпожа Мари, – задумчиво глядя на бумаги, вымолвил барон. – Вы, по моим наблюдениям, совершенно не приспособлены для вранья… Подумать только – каков каналья! Такое пятно на герб нашего рода…
– Ну почему же сразу – пятно? – дернула плечиком Алиса, испытывая одновременно досаду и восхищение: барон не пожелал доставить ей удовольствие – ногами не сучил, не краснел, губами не шлепал, – он принял удар с гордо поднятой головой, как настоящий рыцарь из Средневековья. – Ведь об этом, кроме нас двоих, никто не знает…
– А муж ваш – с собаками? – нашел в себе силы пошутить барон. – Или он всецело в вашей власти и вы можете ему довериться, как самой себе?
– Помимо русского он владеет только языком глухонемых, – хмыкнула Алиса. – А я не посвящала его в содержание документов – это его совершенно не интересует.
– Значит, никто в мире, кроме вас и меня, об этом не знает? – вкрадчиво уточнил барон, указав бокалом на бумаги.
– Никто, – бесхитростно подтвердила Алиса.
– Нотариально заверенные копии документов вы не делали?
– Ни нотариально, ни просто копии – не делала.
– То есть, если я правильно понял, кроме этих бумаг, в архиве Остермана нет других документов, исполненных собственноручно Себастьяном де ла Торво?
– Ни документов, ни каких-либо упоминаний, – кивнула Алиса. – Вице-канцлер в своем личном архиве ничего лишнего не держал – а этих трех документов было вполне достаточно, чтобы манипулировать вашим пра-пра…
– Сердце мое – я поражен до глубины души! Вы… вы просто восхитительны! – барон вдруг преклонил колено, схватил руку Алисы и запечатлел на ее ладошке долгий поцелуй.
«Началось! – тревожно напряглась Алиса, плотнее сдвигая коленки, отодвигаясь в глубь кресла и запуская свободную руку в объемные недра своей сумочки в поисках аэрозольного российского дезодоранта – если в глаза прыснуть, действует не хуже газового пистолета. – Вот оно – маньяк распускает крылья! Точнее – руки…»
– Вы просто представить себе не можете, как вы милы в своей наивной простоте, – барон ничего такого распускать и не думал – запечатлел поцелуй, встал с колена и пошел обратно к столу. – Я уже влюблен в вас, госпожа Мари, – я ваш раб…
– А вот это – не обязательно, – насупилась Алиса, насторожившись по поводу «наивной простоты». – Лучше – деньгами…
– Вы являетесь ко мне с этой страшной тайной, не сделав предварительно дубликаты, не уведомив кого-либо, совершенно не позаботившись о своей безопасности… – продолжал барон. – Вы, милое дитя, как будто свалились в этот мир из старинного романа… Вы что, думаете, все носители благородных фамилий по сути своей – рыцари? То есть честны, благородны, великодушны… Да?
– Я внимательно за вами наблюдала, – объяснила Алиса дрожащим голосом, тиская в сумке баллончик с дезодорантом. – Наблюдала и изучала вас, барон. Вы действительно рыцарь – я разбираюсь в людях. Иначе этого разговора не было бы…
– Ннн-да… Рыцарь я, рыцарь, – барон выдернул из старинного секретера три визитки и вручил их гостье. – Возьмите, сердце мое, – я очень надеюсь на продолжение наших отношений… Мой предок Себастьян, полагаю, не задумываясь заколол бы вас стилетом, а бумаги сжег в камине. Но предварительно, разумеется, всласть потешил бы свою похоть, терзая ваши прекрасные формы. А вот я… Вам повезло, госпожа Мари, – я рыцарь. И я очарован вами – я никогда в жизни не встречал такую чистую и светлую душу… Вы хотите продать мне эти бумаги?
– Видите ли, барон… я впервые в жизни занимаюсь таким делом, – Алиса смущенно потупила взгляд – ей отчего-то вдруг стало неудобно. – И я бы рада отдать вам эти бумаги просто так, но… понимаете, у меня сейчас очень тяжелые обстоятельства, долги, денежные затруднения, операция на сына… на глаз сына…
– Ну-ну, сердце мое, – смелее, – подбодрил барон. – Я вас совершенно не осуждаю – каждый человек может быть поставлен в обстоятельства, при которых бывает оправдано даже убийство собственных родителей. Смелее! Сколько вы хотите за эти бумаги?
– Полагаю… полагаю, это может стоить, допустим… – пятьдесят тысяч долларов, – определилась Алиса, твердо решив: если возмутится – буду снижать до двадцати! Меньше чем за двадцать не отдам… – Вы полагаете, что это много?
– Как вам будет угодно, принцесса, – с ходу согласился барон, вынимая из секретера чековую книжку. – Пятьдесят так пятьдесят. Да, если не секрет – что вы собираетесь делать с остальным архивом?
– Пока не знаю, – пожала плечами Алиса, еще не веря тому, что все получилось так легко. – Вы собираетесь выписать чек?
– А вы имеете предложить мне что-нибудь еще? – удивился барон.
– Мне нужны наличные! – выпалила Алиса. – Мне… мне так будет удобнее.
– В таком случае вам придется подождать, – барон тряхнул колокольчиком – спустя несколько секунд в дверях возник засадный бакенбардер Николя. – Потому что в этом замке наличными едва ли найдется двести франков. У вас, Николя, не будет случайно пятьдесят тысяч долларов наличными? До завтрашнего утра?
– Нет, мессир, не будет у меня, – торжественно сообщил бакендардер. – Мессир шутит. Мессир перечисляет мое содержание на мой личный счет. Мессир?
– В таком случае, пригласите ко мне Рене, – сказал барон, открывая чековую книжку. – Придется ему прогуляться в город.
Рене прибыл спустя минуту – вручив ему чек, барон коротко распорядился:
– Круглосуточное отделение «Лионского кредита». Езжайте осторожнее, друг мой, не торопясь, особенно на обратном пути: сумерки – весьма опасное время для водителя…
А сейчас разрешите пригласить вас на ужин, госпожа Мари, – предложил барон сразу после убытия секретаря. – Пока Рене ездит за деньгами, мы постараемся приятно провести время.
