Тихонько скрипнула дверь. Лев Карлович, тяжело вздохнув, обернулся ко входу…
И обмер.
На пороге стояла девчушка в коротенькой клетчатой юбчонке, белой блузке и гольфах, с галстуком- бабочкой… Волосы забраны в «хвост», личико совсем детское, где положено, вся округленькая, но такая тонкая и хрупкая – как тростиночка. Личико-то миленькое, но бледненькое такое, как будто барышня по какой-то причине недополучила летом солнышка…
Дневник тянет, с жирной красной двойкой, смотрит в пол, плаксивым дрожащим голоском канючит:
– Прости, папочка… Я не хотела… Вроде бы учила, все ответила, как надо…
Лев Карлович аккуратно поставил сатира на комод (лицом к стене – девочка ведь, неудобно!)…
– Гхм… Погоди-ка…
И вылетел как ошпаренный! Плотно прикрыв за собой дверь, ринулся в зал.
Люба сидела на диване, сосала мускат из вместительного фужера, смотрела громко орущий телевизор. Выглядела довольной и радостной – вовсю сверкала глазищами и любовно похлопывала ладошкой по прозрачному скоросшивателю, лежавшему на журнальном столике.
В скоросшивателе был виден паспорт и какие-то бумаги.
– Совсем сдурела, дура старая?! – яростно зашипел Лев Карлович, схватив Любу за плечи и тряся ее, как плодоносящую грушу. – Ты чего устроила, а?!
– Тебе, умник ты мой молодой, что – девица не понравилась?
– Какая, на хрен, девица! Ты откуда, дура ты, дура, эту гонорейную малолетку выкопала?! С какой помойки подобрала?!!!
Люба, все так же приятно улыбаясь, раскрыла скоросшиватель и предъявила: паспорт, копия зачетки и результаты анализов. Девочке двадцать, студент-медик, круглая отличница, по результатам анализов – железное здоровье.
– Девочка чистая. Хорошая девочка, деревенская, неиспорченная. Но… бедная. Пухнет с голоду, одним словом. На панель – гордость не позволяет. Ты у нас по «сценарию» – «крутой авторитет». Опасный, но добрый и справедливый. Жена тебе изменяет с продажным ментом, у тебя – горе.
– Пффф… – Лев Карлович чуть не поперхнулся от возмущения. – Да как ты…
– Тихо, тихо, родной мой, девочку спугнем! Девочку покормишь, дашь ей сто баксов, она и пожалеет тебя. По-женски… И будешь ты при полном инкогнито. Я ее предупредила: бандит – он бандит и есть, хоть добрый, но опасный. Скажешь кому – может ведь и осерчать. Да она и сама никому не скажет. Девочка-то правильная. Ей стыдно о таком говорить. Это ведь не с мальчишками на лавке тискаться, это – за деньги…
– И кто же тебя надоумил, а?!
– Сама догадалась, родной мой. – Люба положила на стол ключи, пошла в прихожую надевать шубку. – Поехала я, не скучайте. Смотри, шалун, не обижай девочку…
И убралась восвояси, одарив на прощание сладковатым мускатным амбре и привычным чмоком в щеку.
Сенковский вернулся в спальню, полный решимости дать девчонке сто баксов и выгнать к чертовой матери, вместе с паспортом и результатами анализов.
И не выгнал…
Девчушка тут же залопотала чушь про двойку, стала ходить вокруг стола, колыхая клетчатой юбчонкой и сверкая голыми коленками, волнуясь, краснея, пряча глаза… Все это было так трогательно, тревожно и томительно, что Лев Карлович не выдержал и сдался.
Ух, как он сдался! Простите за пикантную подробность: возбудился так, что его едва инфаркт не хватил.
Ну и набросился на «дочурку», стал наказывать не по-отечески. Наказывал очень сурово, как в свое время Любу, когда это у них случилось в первый раз, на подоконнике в приемной, шестнадцать лет назад…
После того, первого, раза Сенковский затаился и притих.
Ждал ужасных последствий. Снились ему страшные сны… Совершенно круглый зал, столы подковой составлены, первые люди страны и мира сидят за ними… А он стоит в центре зала.
Первые люди укоризненно качают головами и бестактно тычут пальцем – вот он, прославленный потребитель бедных студенточек, глядите на него! А кто не тычет, те заняты: дружно рвут договоры. В клочья. Какой-то невнятный шепоток раздается, как назойливое жужжание множества мух, можно разобрать лишь обрывки отдельных фраз: «… Маньяк… Скандал… Извращенец!.. Да, естественно – жена ушла… Кто ж такое терпеть будет?! Бракоразводный процесс… А вы в газете читали? Нет, по телевизору показывали… В новостях… И иностранцы отказались… Кто с таким теперь дела иметь будет?! Жуткий скандал!!!»
А на заднем плане рабочие в оранжевых спецовках снимают со стены монументальную бронзовую табличку с надписью «РЕПУТАЦИЯ»… А под тем местом, где она висела, устанавливают постамент и откуда- то сбоку уже волокут их с Любой сатира… Только здоровенного такого, размером с памятник Александру Сергеевичу у Русского музея…
Бррр!!!
Просыпался в холодном поту, долго бродил по своей роскошной одинокой спальне (у них с женой сразу после «медового месяца» – разные спальни), пил нарзан, стуча зубами, и нещадно ругал себя…
– Вот дурак-то, господи… Надо же, стервятник старый… Повелся на бледненькое прыщавое мясцо… Тьфу!..
Для Льва Карловича потеря репутации была не просто потерей многого, а в буквальном смысле – ВСЕГО. Иначе говоря, такая потеря была для него эквивалентна физической смерти.
Как глупо все вышло! Столько лет строить себя, подняться до таких заоблачных высей, изощренно беречься от ТАКОГО рода случайностей и намеренных хитрых атак… С Любой, прежде чем броситься в омут страсти, четыре месяца сидел в одном кабинете, научился узнавать ее по шагам, впитал в себя и прочувствовал каждую клеточку ее преданной и верной сущности… «Гимнастку» Николай, мастер своего дела и профессионал высочайшего класса, выбирал полгода, «пробивал» и «разрабатывал» целый месяц, что называется – до седьмого колена…
А тут вдруг – раз! И в кустики с первой встречной. Без проверки, «пробивки», подготовки-обработки, без каких-либо гарантий, этак наотмашь, как пьяный в дугу слесарь-монтажник… И с кем, спрашивается? С кем?! Не с принцессой англицкой, не с моделью мирового разряда, не с какой-то великой актрисой, не даже с родственницей какого-нибудь греческого миллиардера…
Кто такая, что там у нее на уме, в каком поколении дед бабку дустом травил и вены вскрывал двуручной пилой… Совершенно ничего не известно!
– Вот обидно-то будет, если из-за этого и все рухнет… Из-за паршивой клетчатой юбчонки, из-за какой- то обмирающей от смущения и страха юной сельской сикухи… Дурак, дурак, дурак…
Первая новогодняя неделя была, сами понимаете, безрадостной и сумрачной. Нехотя ездил на высокие банкеты, просто потому, что не ездить было нельзя – люди обидятся. А люди такие, что диктуют законы и рулят всей страной, не стоит обижать…
Совершенно случайно – просто рассеян был, не обратил внимания – супруга затащила Льва Карловича на разночинную светскую тусовку, которую сама же и устроила по своему вкусу. Бизнес-леди, бизнес-люди, бизнес-… – сами понимаете, кто, депутаты какие-то, артисты, «голубые», «розовые», бомонд, радостно трущиеся возле знаменитостей нувориши с малым именем и большущей мощной…
Такие мероприятия Лев Карлович не посещал – не его уровень. Его уровень, как минимум, – послы и премьеры. Супруга, разбирающаяся в табели о рангах не хуже любого надворного советника, никогда не настаивала на присутствии мужа на своих «домашних» вечеринках, где было весело и вольготно, и стоически воспринимала необходимость показываться с ним на высоких чопорных приемах, где надо было в буквальном смысле дышать через раз.
А тут просто так, без всякого умысла, сказала: поехали, хоть развеешься немного, а то замотался, осунулся, бледный какой-то…
На той вечеринке действительно было все очень непринужденно, свободно и весело. Люди приехали отдыхать, и совершенно не надо было напрягаться: как бы не ляпнуть чего лишнего да правильно
