где висела табличка, изображающая мужчину в черном...
Калугина вошла в кабинет, автоматически сняла пальто, повесила его на вешалку, приблизилась к столу и... внезапно обнаружила в графине цветы.
Она с изумлением уставилась на букет. Было совершенно очевидно, что это событие для нее – из ряда вон выходящее и не укладывается ни в какие рамки.
Тем временем Новосельцев вышел из засады и как ни в чем не бывало занял свое рабочее место.
Около предбанника появилась Ольга Петровна. В ожидании Самохвалова она достала сигарету и закурила.
Мимо Рыжовой пробежала Верочка. Увидев Ольгу Петровну, секретарша с трудом удержалась от смеха.
Около приемной появился Самохвалов. При виде Ольги Петровны лицо его перекосилось. Он оглянулся по сторонам и, увидев, что никого нет, подошел к Рыжовой.
– Доброе утро, Юра, – заискивающе сказала Ольга Петровна и с надеждой взглянула на Самохвалова.
– Оля, я очень тронут... – понизил голос Юрий Григорьевич, – но ты должна понять... так уж сложилась жизнь. Я тебе признателен и ценю твое отношение. Но я прошу, не мучай ни себя, ни меня. Ты же умница!
– Когда женщине говорят «умница», подразумевают, что она круглая дура! – поникла Ольга Петровна.
– Это уже чересчур. Я так не думаю! – запротестовал Самохвалов.
– Какой ты стал вежливый! – с горечью заметила Ольга Петровна.
– Никогда не знал, что это недостаток.
– Юра, в тебе нет недостатков. Ты состоишь из одних достоинств. Эту тему я разовью в своем следующем письме. – Ольга Петровна ушла.
Самохвалов с ужасом посмотрел ей вслед и направился в приемную.
– Доброе утро, Верочка!
– Здравствуйте! – Верочка не смогла удержаться и фыркнула.
– Что с вами? – спросил Самохвалов.
– На меня иногда нападает... – Верочка давилась от смеха. – Ничего особенного... Извините...
Самохвалов скорчил недоуменную гримасу и скрылся в своем кабинете.
А в вестибюле, неподалеку от гардероба, Шура укрепляла на стене портрет усопшего Бубликова в траурном оформлении. Под портретом скорбными буквами сообщалось о безвременной кончине этого замечательного работника. Рядом уже стоял огромный венок. Группа сослуживцев остановилась возле траурного сообщения.
Как вдруг... внезапно... глаза Шуры буквально вылезли на лоб.
У гардероба раздевался абсолютно живой и совершенно невредимый товарищ Бубликов. Он был свеж и румян и пока еще не подозревал, что в глазах коллектива он – уже покойник. Эта приятная бодрящая новость еще ждала его.
Шура пошатнулась.
А гардеробщица тихонько крестилась, принимая от Бубликова пальто. Но вот и сам усопший надел очки и подошел к портрету, чтобы с интересом узнать, кто именно из их коллектива отправился на тот свет...
Это был не лучший момент в жизни товарища Бубликова.
В зал влетела Шура, с лицом, искаженным от ужаса. Она гигантскими шагами покрыла расстояние от входа до стола Новосельцева.
– Что случилось? – спросили одновременно Рыжова и Новосельцев.
Но Шура лишилась дара речи. У нее в горле что-то булькало, хрипело, переливалось. Наконец она вымолвила:
– Он жив!
И судорожно показала в другой конец зала.
В зале появился живехонький и почему-то очень рассвирепевший товарищ Бубликов. Он шел по залу, не глядя по сторонам. Глаза его гневно сверкали, а губы бормотали какие-то ругательства.
Появление покойника в зале произвело фурор.
Сослуживцы повскакивали со своих мест. Изумление, испуг, смех, недоумение поочередно сменялись на лицах.
А разгневанный Бубликов, подойдя к Шуре, остановился на мгновение и погрозил ей кулаком.
Новосельцев, Рыжова, Алена и другие сотрудники окружили Шуру, которая принялась рыдать изо всех сил.
– Что ж вы сейчас-то плачете? Плакать надо было тогда, когда он умер.
– Плохие люди не умирают... – философски заметила Ольга Петровна.
– Это в больнице перепутали, – заливалась слезами Шура. – Умер однофамилец, а сообщили нам. А он вышел сейчас на работу, а в вестибюле увидел свой портрет в траурной рамке!
Статистики захохотали, и лишь Ольга Петровна грустно улыбнулась.
– Вам-то смешно! А мне что делать? – жаловалась Шура. – Цветы уже куплены, оркестр заказан.
– Оркестр пусть поиграет в обеденный перерыв, – предложил Новосельцев, – что-нибудь веселенькое, а цветы раздайте женщинам!
– Как же я их раздам, – печально ответила Шура, – когда из них венки сплетены, с лентами. А на лентах написано: «Незабвенному Бубликову от родного коллектива».
– Плохо ваше дело, Шура! – грустно улыбаясь, посочувствовала Ольга Петровна.
– Куда девать венки? Хоть сама помирай, но... – Шура вздохнула, – надпись не подойдет, фамилия другая...
И Шура понесла свое горе к другим сотрудникам, но по дороге она опять столкнулась с бывшим мертвецом. Проявив неслыханную прыть, месткомовка куда-то мгновенно испарилась. А Бубликов сел на свое рабочее место.
В кабинете Калугина нажала на кнопку селектора и попросила секретаршу:
– Вера, вызовите Новосельцева! Пусть захватит отчет.
Верочка набрала по телефону номер Анатолия Ефремовича.
Лампочка телефона на столе Новосельцева замигала. Новосельцев снял трубку.
– Новосельцев, – сказала Верочка в трубку, – зайдите к Людмиле Прокофьевне и захватите отчет.
И вот уже Новосельцев замаячил в дверях директорского кабинета.
– Вы меня вызывали, Людмила Прокофьевна?
– Вы принесли отчет?
– Да, вот он, пожалуйста! – И Новосельцев протянул Калугиной папку.
– Видите... когда захотите, вы умеете работать! – просмотрев отчет, сказала Калугина.
– А я вообще люблю свою работу. Современная жизнь без статистики невозможна.
– Вы знаете, Анатолий Ефремович, – продолжала листать отчет Людмила Прокофьевна, – сегодня я пришла и увидела этот букет. Кто бы это мог принести?
Новосельцев смутился и старался не глядеть на Калугину.
– Понятия не имею!
– И я понятия не имею! – с вызовом произнесла Людмила Прокофьевна.
Калугина явно ждала, чтобы Новосельцев признался в том, что букет принес он.
Анатолий Ефремович принялся выкручиваться:
– Я догадался, это Шура!
– Какая Шура? – изумилась Калугина.
– Из месткома. Понимаете, Бубликов, оказывается, жив. А венки Шура уже купила. Девать их некуда. Вот она раздирает их на букеты и раздает женщинам. – И Новосельцев добавил для убедительности: – Я ей сам это посоветовал!
– Увы! – ехидно заметила Людмила Прокофьевна. – Я пришла задолго до начала рабочего дня, и букет уже стоял. А то, что Бубликов жив, выяснилось позже!
– Значит, моя версия с венками – ошибочная! – с охотой пнул себя Новосельцев.
