Она шла сквозь перешептывания и смешки, сквозь сплетни и переглядки, даже и не подозревая, что все эти косые взгляды, ухмылки и подмигивания относятся к ней. Сослуживцы вставали с мест, смотрели на Ольгу Петровну, подмигивали, гоготали, показывали на нее пальцами. Всем было весело и интересно. В скучные трудовые будни ворвалась пикантная сенсация. Погруженная в свои мысли, шла по залу Ольга Петровна.
Не успела она поставить авоськи на пол, как между ее столом и столом Новосельцева возникла Верочка. Секретарша старалась держаться бодро, но было видно, что ее мучает совесть.
– Хватит трудиться. Покурим? Самохвалов снабжает меня роскошными сигаретами!
– Спасибо, я не курю! – отказался Анатолий Ефремович.
– А я иногда балуюсь. – Ольга Петровна взяла сигарету, Верочка тотчас поднесла ей спичку. Она не знала, как приступить к разговору.
– Знаете, Новосельцев, – ей легче было обращаться именно к нему, – нас, секретарш, начальство обычно не замечает. К нам настолько привыкают, что при нас они остаются сами собой.
– К чему эта исповедь? – недоброжелательно спросил Новосельцев.
Верочка сразу дала отпор:
– Вы не волнуйтесь, я не о Калугиной! Я о вашем институтском товарище.
Теперь насторожилась Ольга Петровна.
– Понимаете, Новосельцев, он какой-то неискренний, скользкий... – Верочка быстро взглянула на Ольгу Петровну. – Я бы полюбить такого не смогла... Ой, бежать пора, а то от старухи попадет!
И Верочка мгновенно исчезла.
– Зачем эта финтифлюшка сюда приходила? – пожала плечами Ольга Петровна.
...В своем кабинете Самохвалов продолжал нервно ходить взад и вперед.
– Я... вынужден, должен признать, Людмила Прокофьевна, что вы правы – вы! Наверное, я потерял над собой контроль. – Юрий Григорьевич смотрел ей в лицо. – Спасибо, что вы вовремя меня остановили!
– Я рада, что вы это восприняли именно так! – поверила ему Калугина.
– Разрешите? – Самохвалов забрал письма и положил в карман. – Я опять с ней побеседую, по- хорошему, по-доброму...
...В буфете Новосельцев стоял в очереди. Сразу же за ним заняла очередь Шура. Она поднесла свои губы к уху Новосельцева.
– Наша мымра сослала меня в бухгалтерию, – шепотом поделилась своей неприятностью Шура. – Но я там задыхаюсь от скуки. Я вырвалась вам сказать, Новосельцев, что вы друг Ольги Петровны и должны ее унять! Она губит и себя, и его!
– Ничего не понимаю! – оторопел Анатолий Ефремович.
– Как? – изумилась Шура. – До вас еще не дошло? Рыжова без памяти влюбилась в Самохвалова и терроризирует его пылкими письмами.
– Это вранье! – рассвирепел Новосельцев. – Я знаю Олю и ее мужа! Они прекрасная пара! Не распускайте сплетни!
– Юрий Григорьевич, – свысока ответила Шура, – сам отдал мне письма Рыжовой, чтобы мы разобрали их на месткоме! Я их читала!
– Идите-ка вы... – в бешенстве заорал Новосельцев, – ...в бухгалтерию!
Очередь, вся, как один человек, обернулась на крикуна. Шура в испуге отпрянула и исчезла. Новосельцев тоже покинул очередь.
В приемную вбежал взволнованный Анатолий Ефремович.
– Самохвалов у себя? – гневно выкрикнул он.
– У себя, – подтвердила Верочка, – но Людмила Прокофьевна просила никого не впускать!
В кабинете Самохвалов продолжал налаживать отношения.
– Знаете, Людмила Прокофьевна, о чем я сейчас жалею? – шутливо сказал он. – О том, что вы не мужчина!
– Это еще почему?
– Я бы тогда предложил: пошли, примем по сто граммов и забудем про это дело...
Нарушив начальственный запрет, Новосельцев рывком открыл дверь и, с трудом сдерживая ярость, появился на пороге.
– Юра, я у тебя одалживал двадцать рублей. Хочу с тобой расплатиться!
Новосельцев достал из кармана две десятки и протянул их Самохвалову.
– Но почему именно сейчас и здесь? – Самохвалов настороженно взял деньги.
Вместо ответа Анатолий Ефремович размахнулся и ударил Самохвалова по лицу.
– За что? Как ты смеешь? – опешил Юрий Григорьевич.
– Извините, Людмила Прокофьевна! – обратился к Калугиной Новосельцев.
– Только ваше присутствие... Людмила Прокофьевна... – гневно процедил Самохвалов. – Но я этого так не оставлю!
– А вы дайте ему сдачи! – весело посоветовала Калугина.
– Я ему дам сдачи, но другими средствами! – пообещал Самохвалов и выбежал из своего кабинета, громко хлопнув дверью.
Он промчался мимо Верочки, которая проводила его злым взглядом.
– Я – в министерство! – крикнул Самохвалов на ходу и с явной угрозой.
Калугина и Новосельцев остались вдвоем в кабинете Самохвалова.
– Распустились вы, товарищ Новосельцев! Докатились до того, что затеваете драку в кабинете директора!
– Заместителя директора! – уточнил Анатолий Ефремович. – Это нехорошо! В следующий раз я поколочу его в вашем кабинете!
– Мало того, что вы враль, трус и нахал, вы еще и драчун!
– Да, я крепкий орешек! – скромно признался Новосельцев.
– Боюсь, мне придется заняться вашим перевоспитанием, – вздохнула Людмила Прокофьевна.
– Я вас очень прошу – займитесь! – попросил Новосельцев. – Только учтите – я трудновоспитуемый!
...Активность, щедро заложенная в Шуру природой, не давала ей успокоиться. Переполненная до краев желанием действовать, представитель месткома присела на стул рядышком с Ольгой Петровной.
– Старуха сослала меня в бухгалтерию, – сообщила Шура, – но я вырвалась на свободу.
– Это мужественный поступок, – пошутила Ольга Петровна, все еще не подозревая, что стала притчей во языцех.
– Конечно, я вам сочувствую как женщина – женщине. Но ведете вы себя аморально! Сплетням я не верила, но товарищ Самохвалов меня посвятил! – Шура доверительно понизила голос: – Читала я ваши сочинения. Замужняя женщина, больше того – мать, и вдруг неприличные письма пишете! Я вам по- дружески советую, как добрый товарищ, – выкиньте это из головы, вернитесь в семью, в работу, в коллектив!
Ольга Петровна держалась из последних сил.
– Зачем он давал вам их читать? Посмеяться хотел надо мной?
– Что вы! Ему не до смеха, – возразила Шура. – Он консультировался со мной, как вам помочь.
– Не сомневаюсь, что вы дали ему хороший совет, – мертвым голосом сказала Ольга Петровна.
Неподалеку появился Новосельцев. При виде его Шура бросилась спасаться бегством. Новосельцев брезгливо посмотрел ей вслед, а потом перевел сочувствующий взгляд на Ольгу Петровну.
Та сидела не двигаясь, как бы окаменев. Только слезы лились по ее лицу.
Калугина хлопотала на кухне, готовясь к приходу гостей, вернее, гостя, –
