высказал то, что думал:
— Если в ближайшее же время вы не вступитесь за своего сына, то, я боюсь, будет слишком поздно его спасать.
— Спасать от чего? — холодно спросила Элинор. — От какой опасности может спасти мужчину слабая женщина? Особенно когда этот мужчина — граф и непобедимый воин? — Элинор боялась признаться самой себе, что знает ответ, но еще больше ее пугало, что не в ее силах что-либо изменить.
Томас услышал, как гордо прозвучали ее слова, но у него не было времени удивляться этому.
— Дэйр не может управлять поместьем без поддержки людей. Но он не добьется их доверия, если эти сумасшедшие слухи будут неудержимо расползаться повсюду. Кажется, что одни слухи порождают другие. Сегодня на дальних хуторах я слышал странные рассказы о невероятных злодеяниях, якобы совершенных им. Затем, после возвращения в замок Уайт, я обнаружил, что чья-то злая воля взрастила ростки новых клеветнических сплетен.
Он сделал паузу и посмотрел на Элинор. Она стояла, сохраняя спокойствие.
— Вы должны выйти к людям и словами, которые только вы можете произнести, убедить их, что это глупое, досадное заблуждение, что этому нельзя верить.
Под изумленным взглядом Томаса гордое лицо Элинор сморщилось, и по нему заструились слезы. Она не сказала ни слова. Он почувствовал себя неловким чудовищем, обидевшим такое хрупкое создание. Но он не мог стоять, беспомощно глядя, как она дрожит, и мягко притянул ее к себе. Он был достаточно силен, чтобы поддержать ее, но не мог облегчить ей ее ношу.
Дождь слез, столько лет сдерживаемых, падал из ее прекрасных глаз. Элинор прошептала слова, которые она никогда не сказала бы никому, кроме этого мужчины, доказавшего свою дружбу ей и ее сыну.
— Я клянусь на святом кресте своим сердцем, что Дэйр не сын Люцифера. Я не могу сказать больше, иначе он рискует попасть в беду, о которой никто даже не подозревает.
Глава пятнадцатая
— Вставай навстречу славному дню! — густой бас прозвучал над ухом Элис, и кто-то грубо тряхнул ее кровать. Не в силах сбросить остатки сна, она с трудом села в постели, забыв о своей наготе и не представляя, кто мог разбудить ее.
Вчера в Бердине она предавалась воспоминаниям и поэтому во сне бродила в прошлом с насмешливым героем своего детства, а проснувшись, увидела его воплотившегося в реальность. Она убрала с глаз спутавшиеся волосы и уставилась на улыбающегося человека. Он стоял перед ней сияющий, упершись руками в бока, с удовольствием ее разглядывая. Проследив направление его взгляда, Элис ужаснулась.
Святители небесные! Она откинулась на спину, с головой накрыв себя покрывалом. Слишком поздно! Совершенно очевидно, этот нахал с удовольствием разглядывал ее неприкрытое тело. Крепко зажмурив глаза, она чувствовала, как краска стыда заливает ее всю, с головы до ног. И неважно, что прежде их обнаженные тела сливались в объятиях. Эта мысль заставила ее чувствовать еще большую неловкость.
Уже второй раз этот бесстыдник вваливается без приглашения в ее комнату, как будто она — его собственность, такая же, как и замок. Недовольная собой, она была вынуждена признать, что гордое намерение не подпускать его близко и сохранять независимость удавалось ей не больше, чем борьба со своим необузданным нравом, которую она вела много лет. Дэйру ничего не стоило смести все ее намерения и зажечь огонь желания, всегда готовый вспыхнуть в ней снова.
— Солнышко, поднимайся и одевайся. — Дэйр не мог сдержать улыбку. Одержав победу там, где он больше всего боялся провала, он чувствовал себя увереннее в остальном. — У нас очень важный гость, и цель его посещения — встреча с тобой.
Голубые глаза жгли ее даже через покрывало, которое она накинула из скромности, но завернулась в него так туго, что оно скорее подчеркивало ее формы, чем скрывало их. Кроме того, в его памяти еще была свежа радость обладания ею.
Почувствовав, что молчание слишком затянулось, Элис с независимым видом выглянула из-под своего тонкого укрытия и обнаружила, что Дэйр все еще дерзко рассматривает ее, как будто он хозяин, а она его рабыня. Это очень ее возмутило. Она резко села. Одной рукой она придерживала покрывало, а другой схватила первый попавшийся под руку предмет. В следующее же мгновение она запустила глиняным кувшином ему в голову. Он пригнулся и весело рассмеялся, а прекрасный травяной отвар, приготовленный ею для Клевы, выплеснулся от удара о деревянную дверь.
— О, солнышко, сдержанный гость будет поражен, если ты не покажешь ему манеры настоящей леди. — В очередной раз посмеявшись над ее многолетними попытками сдерживать свой нрав, Дэйр повернулся и направился к двери. — Надень красное платье. Мне оно нравится больше других.
Элис не сводила взгляда с его статной фигуры. Одна его рука лежала на закрытой щеколде.
— И распусти волосы.
Элис, застыв, смотрела, как он ушел и закрыл за собой дверь. Надеть платье, потому что оно ему нравится? Не важно, что до сегодняшнего дня она выполняла любую его просьбу. Много дней и недель она подавляла темперамент, но теперь, выпущенный на свободу, он, как огонь, взметнулся высоко вверх. Как он смеет говорить ей, чтобы она вела себя как леди, и в то же время просит распустить волосы, чего не позволит себе ни одна леди.
Охваченная противоречивыми чувствами, она откинулась назад на грубый матрас. Элис не обращала внимания на уколы выбившейся из него соломы. Ей необходимо было успокоиться, чтобы встретиться со ждущими внизу людьми. Элис была уверена, что нельзя терять ни минуты, иначе если она вскоре не предстанет перед ними, Дэйр вернется, чтобы заставить ее пойти с ним. А если не он, тогда Тэсс. Перспектива появления той, которая объявила себя любовницей Дэйра, была так же пугающа. Скинув с себя покрывало, она выскользнула из кровати и подошла к деревянным колышкам, вбитым в стену, на которых висели ее немногочисленные наряды.
Надеть красное платье? Элис выполнит приказание Дэйра, подтвердит свою покорность ему, кроме того, это единственное платье, которое она могла надеть, когда были гости. Надев изящную белую сорочку (единственное оставшееся шелковое одеяние, после того как другое было разорвано на две части во время первого его вторжения в ее спальню), она натянула мягкое красное платье и зашнуровала его на груди.
Элис уступила, надев платье, но оставить волосы распущенными? Дэйр требовал слишком многого. Слишком. Но все же, быстро проводя расческой по волосам, она придумала выход. Когда ее локоны заблестели при свете оставленной Дэйром свечи, она вспомнила об алых лентах, которые хранила много лет. Они были куплены давным-давно из-за их красоты у странствующего коробейника, проходившего через Кенивер. Но заплетала она их только один раз. Ее отец упрекнул девочку, какой она тогда была, за расточительность и тщеславие. Устыдившись и боясь вызвать его неодобрение, после того как одна из трех блестящих полос была потеряна, она осторожно спрятала оставшиеся, напоминавшие ей о грехе гордыни.
Элис была уверена, что время ограничено. Она стремительно бросилась к сундуку и, превратив аккуратно сложенные вещи в беспорядочную кучу, наконец нашла то, что искала. После того как она вплела яркие ленты в волосы, она вызывающе скрутила огненную гриву на затылке. Она не просто уступит приказанию Дэйра, но в отместку отбросит всякую скромность. Она немного расслабила шнуровку на платье, чтобы подразнить его, слегка открыв почти невидимый шелк, покрывающий ее грудь. Она видела, что другие, особенно Сибиллин, носят намного более неприличные платья, но для нее даже это было слишком смело. Думая о сладком мщении, она выплыла из спальни. Она отплатит Дэйру тем же, шокировав его «сдержанного» гостя.
Но шокирована была она сама. Войдя в зал, она покраснела ярче своих лент.
Дэйр повернулся, услышав ее шаги, и его голубые глаза широко раскрылись. От светлого видения на
