— Пищу? — удивилась Анна Петровна. — Какую я могу приготовить пищу?
«Вот ведь какая…» — подумал Иван, а вслух сказал:
— Обыкновенную. Ребята ушли за грибами. Рыбы добудем. Маргарин есть. Чай заварим смородиновый. Даже сахар имеется, ну, и сухари…
— Вы даже не удосужились поставить меня в известность, что сорок человек ведете на подножный корм, — сердито заговорила Анна Петровна. — Это же додуматься надо!.. Мне и в голову не могло прийти, что вы решили без продуктов… Да я бы ни за что не позволила вам такое издевательство над детьми. Ни за что!
«Вот и отлично, что я тебя не поставил в известность».
— Вы только руководите, Анна Петровна, девочки станут вам помогать.
— Боже, боже, — Анна Петровна уставилась в одну точку и долго молчала.
— Ну, Анна Петровна, вы же видели, сколько грузов мы несли. Как бы еще и продукты эти уволокли?
— Так объяснить мне можно было? Как-то посоветоваться? Ведь я не посторонний человек. Ох, Иван Ильич, Иван Ильич… Идем без разрешения начальника, без продуктов, у меня в голове не укладывается, как так можно!..
— Да все отлично будет, вот увидите… Вы только возглавьте поваров, лучше же вас никто не приготовит.
— Польщена, — деланно рассмеялась Анна Петровна. — Хоть в этой области вы признали за мной кое-какие способности… — И отвернулась от Ивана, стала развязывать рюкзак.
— Так как же, Анна Петровна?
— Ну, если вы уверены, что будет из чего…
Иван потоптался, потоптался и пошел прочь. А не хотелось. Вот ведь впервые, пожалуй, она высказалась откровенно, тут бы ему подхватить и тоже — откровенно, чтобы не было этой натянутости отношений между ними, чтобы — по душам. Но опять не вышло! Отвернулась. Не извиняться же, не просить прощения?
«А почему бы, собственно, и не попросить прощения? — вдруг подумал он. — Если честно, то действительно я…»
Подумал бы, отчего это застывшее лицо, эти однозначные «да», «нет», «хорошо»?.. Ни разу не вступила в спор, просьбы его выполняла, все молча, все с тем же непроницаемым лицом, все с той же внешней невозмутимостью.
«И ты привык к этому, забыл, что она живой человек, а значит — и самолюбие, и ранимость… Как же об этом не помнить каждую минуту? Какой ты, к черту, воспитатель тогда? Она, может быть, все это время страдала? Ведь, разобраться если, неглупая же она тетка…»
Задумавшись шел Иван по лагерю и не заметил, как перед ним появился Гена Муханов, а с ним и его бригада. Рюкзаки их были пусты. С виноватым видом Гена протянул Ивану горстку червивых грибочков.
«Одно к одному», — подумал Иван.
— Ты хорошо искал? — спросил он, хотя мог бы и не спрашивать, знал, что если уж Мухолов ничего не нашел, значит грибов действительно нет. Этот под землей бы увидел…
— Да-а… — протянул Юрий Павлович за спиной у Ивана.
— Вот что, Гена, — невесело сказал Иван, — начинай-ка заготовку корней. Помнишь, мы пробовали на вкус корни рогоза в заливе?
Гена кивнул.
— Ну вот. Закатайте штаны, и — пошел. Не теряйте ни секундочки. А мы с тобой, Юрий Павлович, идем к вязальщицам.
Девочки под руководством Ирины раскладывали на траве ярко-зеленые прутья лозы и переплетали их шпагатом.
— Слушай, ты можешь объяснить, что они делают? — спросил старший.
— Жельё, Юрий Павлович, жельё… Это, понимаешь, дедовский метод. Вот наплетут они желья, и мы перегородим им речку. Частокол видел? Ну, нечто похожее. Вода будет процеживаться сквозь жельё, а рыбе куда? А рыба пойдет возле стенки искать обход и найдет щель. Через эту щель и попадет в ловушку, в котец. Котец тоже из желья, такая загородка…
— Как же из котца?
— Сачком.
— А ты уверен, — не унимался Юрий Павлович, — что рыба в этих краях так наивна, что полезет в… котцы?
— Полезет, Юрий Павлович, полезет. Рыба — она во всех краях наивна. Только бы засветло наплести желья, рыбой завалимся, я же рыбачил, знаю. А дед говорил, помню, что эти самые котцы многих спасли здесь в Сибири… — И, обращаясь к вязальщицам: — Девочки, плотнее вяжите, прутик к прутику, туже. Как я показывал. Ровненько, потуже, чтоб только самая маленькая рыбешка проходила между прутьями.
— Взял бы да и показал еще раз, — тихонько пробормотала Ирина, не отрываясь от своего занятия.
Иван присел рядом и, отобрав у нее концы шпагата, стал показывать.
— И на какую же рыбу ты рассчитываешь, Иван Ильич? — спросил опять старший. — Камбала, щука или, может быть, форель?
Тут вязальщицы посмотрели на Ивана — интересно, правда, что за рыба поймается?
— Я вижу, Юрий Павлович о рыбе имеет представление лишь по консервным банкам, — рассмеялся Иван.
— Оно, знаешь, надежнее как-то, из банок-то…
— Гольян и пескарь, — ответил Иван, а сам вязал и вязал. Пальцы его как бы вспоминали привычные когда-то движения, когда еще «Ваньша» с дедом… — Рыба, конечно, тьфу! Мелюзга. Так называемая «непромысловая», но все-таки рыба. И в таких вот глухих речушках, омутах и озерах, как здесь, ее бывает густо. Много пищи для нее… И чем еще хороши гольяшки и пескарики, так это тем, что в ухе развариваются вплоть до косточек. Бери и всю сразу…
— Э-эх! — сглотнула слюнки Мария Стюарт.
Вязальщицы рассмеялись, а Иван заверил:
— Ничего, девочки, свяжете каждая метр, всего лишь метр, и мы перегородим речку. А завтра сварганим такую уху, что… — отдал Ирине шпагат и решил пойти поторопить с лозой: ее явно не хватало.
Солнце, между тем, угрожающе красное, висело уже над самыми камышами. Тальники наполнялись сумраком.
Пришлось бросить на заготовку лозы бригаду строителей и всю кухонную команду. И началось состязание со временем. Усталые, голодные мальчишки, путаясь в зарослях лозы, остервенело рубили ее, резали, таскали охапками и сваливали там, где сплеталось жельё.
Бригада Гены Муханова, тем временем, возилась в камышах, выдирая из тины корни рогоза.
катилась над островами песня вязальщиц, затеянная Марией Стюарт.
Глава 26
