умом и хитростью.
В пустой комнате рядом с дверью, прежде чем зажечь маленькую свечку, она плотно задернула шторы.
— Спасибо, что пришли.
— Я не мог остаться в стороне, — отозвался Шэд Пирс. — Вы думаете, пожар устроил Пэнэман? Загнанный зверь вполне способен на такое.
Слова Пирса доставили Колби гораздо больше удовольствия, чем он мог бы предположить. Он поддержал ее отношение к Пэнэману и укрепил веру в правильность принятого ею решения.
— Что ты предлагаешь, Шэд? — Она решила просто положиться на него, скрепляя тем самым заключенную сделку. Возможно, он, несмотря ни на что, вполне достойный соперник объекта ее охоты. К тому же, его очевидная ненависть к Пэнэману, казалось, не уступала ее собственной.
— Я найду его.
— Мы можем начать сегодня вечером?
— Вы оставите след, который заметит даже ребенок. — Он даже не пытался скрыть своего пренебрежения.
— Я настаиваю на том, чтобы идти с тобой, — категорично заявила Колби.
— Нет. — Пирс поставил свой стакан и собрался уходить. Он был норовистым человеком, как и предупреждал Эванс. Она сама теперь убедилась.
— Ты можешь начать прямо сейчас? — спросила она умоляющим тоном.
— Эванс, ты уходишь первым и из другой части дома, а вы, хозяйка, отправляетесь в постель. Если я прав, старый бирюк наблюдает за домом, и если мы пойдем в разные стороны, ему не удастся так запросто нас выследить.
— Когда вы сможете сообщить мне, что вам удалось узнать? — Колби не могла удержаться от вопроса, хотя прекрасно понимала, что с Пирсом нельзя обращаться так, как с другими людьми.
— Когда будет что сообщать.
Колби засмеялась и проводила Эванса. Пирс был таким же прямодушным, как и она сама, и ей нравилась его уверенность в себе. По крайней мере, сегодня вечером она сможет лечь спать, чувствуя себя в безопасности впервые с момента возвращения. Может быть, та безысходность, что поселилась в ее душе после возвращения домой, отпустит ее в достаточной мере, чтобы позволить спокойно выспаться.
Ближе к рассвету ей приснился Нэвил, и она пробудилась. Свернувшись клубочком, Колби сжалась от стыда и разочарования, желая, чтобы ее тело и душа освоились с этой жизнью, лишенной физической любви.
— Колби, ты заболела? — позвал Мэтью со своей кровати.
— Все в порядке, дорогой, — отозвалась она. Но все было совсем не так.
Глава 40
На последнем участке пути Нэвила в Лондон его настигла неистовая буря, вполне соответствовавшая его настроению. Он отказался пересесть в экипаж и промок до нитки. Дома слуги уложили его в медную ванну и надолго оставили отогреваться. А затем горячая еда и питье принесли облегчение его ноющим мышцам, но не более того. Намереваясь заснуть, он развалился в большом кожаном кресле с подлокотниками, вытянув длинные ноги в сторону гудящего огня. Однако мозг не подчинялся ему: единственное, чего он хотел — быть в Моуртон-хаус, а единственное, о чем мог думать — о Колби и ее семье.
Он открыто признавал свою трусость. Ничего в мире не желал он так сильно, как быть с ней и заслужить ее любовь. Ад войны казался ничтожным по сравнению с тем кошмаром, через который ему придется пройти, если эти прекрасные аметистовые глаза, способные подавить честолюбие дьявола, возьмут над ним верх и прикажут бежать из собственного дома. Причем для этого ей не придется шевельнуть даже пальцем.
Она поступила совершенно естественно, просто не захотела иметь с ним ничего общего. Он оттолкнул ее, и теперь ничем не мог заполнить пустоту, которую она оставила в его жизни.
С той поры любая уловка, какую бы он ни придумал, оказывалась глупой, была порождением отчаяния и отвергалась как абсолютно бесполезная. Вряд ли Колби заинтересует, скольких драконов он убил в себе, сколько романтических стихов сочинил. Она пройдет лишнюю милю, лишь бы избежать россыпи драгоценных камней у себя под ногами. Другая женщина, может быть, и выслушала бы его, но только не Колби. Для нее он навсегда останется бесчувственным чурбаном, каким был с первого дня их знакомства, и этот его образ останется неизменным в ее глазах, независимо от того, сделает он что-нибудь, чтобы изменить его, или нет.
Умиротворить самого злого из богов казалось легче, чем тронуть ее сердце. От желания ее любви в своих мечтах он спустился до вымаливания лишь ничтожного места в ее жизни, чтобы иметь возможность обожать ее хотя бы издали. Он считал, что Грэйсия разбила его сердце и разрушила душу, но то, что он испытывал, потеряв Колби, можно было сравнить лишь с потерей Роберта, своей сестры и смертью отца, вместе взятых. Как, во имя Господа Бога, это могло произойти, спрашивал он себя в сотый раз.
Нэвил понимал, что должен преодолеть себя и отправиться в клуб. Ему необходимо было срочно отвлечься. Крутая азартная игра, компания самых легкомысленных из его друзей — вот те болеутоляющие средства, которые он, казалось, целый век назад, так эффективно использовал, залечивая душевные раны, оставленные Грэйсией и войной.
Спустя час он появился в «Уайте». Его приветствовали как вернувшегося блудного сына. В облаках табачного дыма, среди сердечных приветствий и звона бокалов, под стаккато игорных столов уныние милосердно оставило его. Это не было раем, но но данный момент вполне годилось.
Со стеклянными от усталости глазами, веселый от выпитого и довольный деньгами, которые как маленькая пирамидка стояли перед ним на карточном столе, он не сразу сообразил, что у его локтя сидит Тарн Мэйтлэнд и собирается увести его от стола.
Мэйтлэнд указал на несколько кресел подальше от карточных столов. Его лицо было серьезным, но он не стал ничего объяснять, пока не принесли напитки и сигары.
— Ты снова весело проводишь время, — сказал Тарн.
— Ты получил все мои рапорты, — ответил Нэвил и залпом выпил.
— Тогда почему ты не вернулся раньше?
— Трудно сказать. — Нэвил и сам мучил себя этим вопросом. Никто не знал, каким он был неудачником.
— Жертва любви, так, что ли? — Тарн отметил про себя черные круги под глазами друга, его исхудалое лицо и меланхоличный вид.
— Ну и из чего ты сделал такой вывод? — возмутился было Нэвил.
— Барбара с самого начала говорила, что ты готов сесть задом на раскаленную сковородку ради своей невесты, но, похоже, сам об этом не знаешь.
Браунинг хотел было послать его к черту, но необходимость довериться кому-нибудь взяла верх над природным отвращением к выворачиванию души наизнанку.
— Барбара видит слишком много и слишком хорошо, спасибо большое.
— Что ты собираешься делать?
— Колби сыграет в теннис моими потрохами, если у нее будет такая возможность. Ни черта я не буду делать.
Тарн сосредоточенно изучал свои идеальные ногти, пытаясь решить, что именно сказать ему.
— Ты нужен Колби, но ей не понравится, что я говорю тебе это, — Мэйтлэнд решил проверить своего друга. — У меня есть письма от твоей матери и Джона Лира, а Билл Лоуренс находится на пути в Броули.
Нэвил чуть не вытряхнул Мэйтлэнда из кресла, намереваясь разом выбить из него все подробности.
