– Я похож на менестреля?
– А кто Вас знает… – совершенно справедливое замечание.
– Нет, играть буду не я. Играть будет… – а, что я, собственно, теряю? Нужно же продвигать товар на рынок? – Играть будет эльф.
– Настоящий? – парнишка не верит своим ушам.
– Самый настоящий.
– А… послушать можно?
– Если осторожно, – щёлкаю его по носу. – Задача ясна?
– Есть один мастер…
Мастер оказался достойным человеком, и, принимая во внимание моё чистосердечное признание в скромных финансовых возможностях, торговаться не стал, сразу указав нижнюю планку цены, по которой готов уступить инструмент. Я уплатил требуемую сумму без возражений, хотя покупка лютни облегчила кошелёк дядюшки Хака более, чем наполовину. Дела у мастера (судя по обстановке лавки) шли не блестяще, но товар, похоже, был отменный. Курт (мой новоявленный знакомый воришка) клялся и божился, что лютня будет звучать лучше, чем творения поставщика двора Его Величества.
Неся перед собой инструмент, закутанный в несколько слоёв ткани и упрятанный в жёсткий кожаный чехол, укреплённый деревянными пластинками, я двинулся в сторону Сытной площади, благо лавка музыкальных дел мастера находилась совсем рядом. День перевалил за середину, прилавки селян, с раннего утра зазывающих «подходить и налетать», вот-вот должны были опустеть, а это значит, что Равель как раз ходит сейчас между торговыми рядами в надежде прикупить за бесценок непроданные или слегка потерявшие товарный вид продукты…
Я оказался прав: девушка обнаружилась у самого выхода с рынка: стояла и напряжённо пересчитывала медные монетки, с трудом удерживая на сгибе руки корзинку. Какие-то вялые овощи и несколько кульков – вот и весь графский обед на сегодня. Или ужин: смутно подозреваю, что Равель и её матушка питаются раз в сутки.
– Позвольте помочь Вам, красавица! – галантно подхватываю корзину, и девушка изумлённо смотрит на меня, не понимая, почему столь блестящий господин утруждает себя переноской вещей.
– Ну зачем же, благородный лэрр… Она вовсе не тяжёлая…
– Тяжёлая или нет, а идти до дома далеко, так что не спорьте, милая Равель! И потом, мы же договорились: называйте меня просто – Ив. От постоянного титулования по спине мурашки бегут!
– Но, благородный… – светлый взгляд натыкается на мою укоризненную улыбку, и девушка поправляется: – Ив! Правила этикета требуют…
– Правила этикета запрещают графине самой ходить на рынок, но Вы же ходите? Так позвольте и мне слегка отступить от правил!
– Если Вы настаиваете…
Я настаиваю, и, с грузом в обеих руках, сопровождаю юную хозяйку гостеприимного дома. Большую часть дороги она молчит, то ли не зная, о чём со мной можно говорить, то ли потому, что тот же самый этикет запрещает девушке разговоры с малознакомым мужчиной, даже если оный мужчина занимает соседнюю комнату на этаже…
Народу на улицах немного, и это понятно: торговый день закончился, а вечер развлечений ещё не начинался, так что попадающиеся нам навстречу прохожие были либо ремесленными людьми, либо слугами, либо иными порученцами, выполняющими волю своих господ, однако… Встречались и сами господа.
– Вы только посмотрите! Бедняжка Вэлли, наконец-то, нашла себе спутника!
Белокурая головка, показавшаяся в окне паланкина, принадлежала очень красивой юной женщине. Васильковые глаза, пухлый маленький ротик, искусно подчёркнутая румянами молочная белизна кожи. Просто куколка. Причём, и в прямом, и в переносном смысле, потому что пустой взгляд расцвечен только желанием повеселиться, предпочтительно, за счёт унижения других. Тех, кто не сможет ответить. Ай-вэй, дорогуша, на этот раз ты выбрала не ту жертву для своей атаки!
Не обращая внимания на воркующие переливы голоса блондиночки, я обратился к Равель со спокойным замечанием:
– Некоторые знакомства не делают нам чести, не правда ли?
Девушка испуганно перевела взгляд на меня, словно спрашивая: «К чему Вы клоните? Не подвергайте себя опасности!».
– А жалеть поздно, потому что самые недостойные люди цепляются хуже всякого репья… – продолжаю, меланхолично улыбаясь уже блондиночке. Та розовеет, причём, без помощи красок и притираний.
– Да кто Вы такой…
– Знаете, милая Равель, я хотел подарить Вам болонку, но сейчас передумал: проку с такой собачки никакого, красота – на любителя, ума – не слишком, а лает… И по поводу, и без повода. Лучше куплю волкодава.
Я не намеревался оскорблять придворную красотку – само собой получилось. Обида за несчастную девушку уксусом разлилась по моему языку, добавив мыслям и словам остроты.
– Граф! – прошипела блондинка в сторону всадника, сопровождавшего паланкин. – Вы ослепли и оглохли разом? Слышите, Вашу даму оскорбляют! Проучите нахала!
– Точно, куплю волкодава, хотя… Шавок обычно окружают не волки, а овцы в волчьих шкурах, – глубокомысленно изрёк ваш покорный слуга.
Люди, волей случая оказавшиеся свидетелями моего невинного развлечения, были, по большей части, простыми горожанами, не питающими благоговения к высоким титулам без веской причины. Когда я закончил говорить, долгий вдох над улицей висело напряжённое молчание, а потом… Хохотнул один, другой, и вскоре все вокруг весело передавали друг другу мои слова. Блондинка предпочла побыстрее удалиться, а вот её «рыцарь» остался. Спешился и подошёл ко мне.
– Сударь… Я хотел бы с Вами переговорить.
Молодой человек с невыразительным лицом и тоскливым взглядом. Длинные каштановые волосы стянуты в «хвост». Плащ без капюшона – видно прогулка предполагалась недолгой, а может быть, он просто мёрзнет меньше, например, чем я… Одет без особой вычурности, но за модой, наверное, следит: складки на утеплённом камзоле выглядят очень интересно и свежо.
– К Вашим услугам! – киваю незнакомому пока графу и прошу Равель: – Идите, я Вас нагоню. Минут через десять, не больше!
Тревога в светлых глазах не уменьшается, но девушка покорно кивает и нарочито медленно уходит, а я возвращаюсь к отложенному разговору:
– Итак, что Вам угодно? Хотя, прежде всего, следует представиться друг другу, верно? Лэрр Ивэйн, – коротко, но предельно вежливо кланяюсь.
– Шэрол, граф Галеари, – ответный поклон не менее учтив.
– Рад познакомиться, граф! Впрочем, обстоятельства нашего знакомства, смею предположить, не столь уж приятны…
Граф печально вздыхает в ответ.
– Ваша дама посчитала мои слова оскорблением, не так ли?
– Не буду отрицать.
– И Вы, полагаю, считаете своим долгом… – умолкаю, потому что на лице молодого человека отражается такая безысходность, что становится его жаль.
– Видите ли, лично я не считаю.
– Даже мои слова об овцах не вызвали протест? Они вполне могли оскорбить именно Вас, если Вы относите себя к окружению этой белокурой болонки.
– Я не отношу себя к волкам, сударь, – честно и спокойно признал Шэрол.
– Тогда в чём состоит цель нашей беседы? – непонимающе поднимаю левую бровь.
– Я хотел… принести извинения Вам и Вашей даме.
– Извинения?
