состоялось. Правда, туманный намек на участие магистрата в моем трудоустройстве, несказанно смущал, но я, так и не получив официального ответа на возникшие вопросы, решил оправдать происшедшее тем, что поскольку пенсия оплачивается мне из городской казны, власти желают получить хоть какую-нибудь отдачу, а если удастся, и пользу.
Сомнительным и тревожащим оставался только один нюанс: доходы салона были несколько меньше, чем общая сумма жалованья его сотрудников, а это означало, что финансирование идет со стороны. С некой темной или теневой стороны. В первые месяцы работы меня очень часто подмывало спросить, кто дает деньги на существование «Свидания», но поначалу я стеснялся задавать хозяйке подобные вопросы, а потом согласился с тем, что это не мое дело. Платят? Отлично. Не заставляют преступать законы? Превосходно. Чего еще можно желать?
Небольшого внеочередного денежного поступления, раз уж предлагают.
— Если вы считаете меня достойным поощрения… От премии не откажусь.
Леди Оливия кивнула и полупредложила, полуприказала:
— Пройдем в кабинет.
А так ли мне нужна премия? Может быть, следовало попросить отгул или день к отпуску? Нет, все равно не на что тратить свободное время, а деньги всегда придутся кстати. Например, можно зайти в книжную лавку к герру Штрауху и купить тот альбом с гравюрами, иллюстрирующими средневековое судопроизводство, или прижизненное издание Гете. А еще полезнее было бы приобрести что-нибудь энциклопедического характера или самоучитель иностранного языка, неважно, какого именно. До сих пор вспоминаю, как погорел на плохом знании итальянского, и скриплю зубами. Если бы можно было предположить экзаменационные злоключения заранее… Но зато благодаря им я нашел другое место приложения своих усилий, не менее интересное и, надеюсь, кому-то полезное.
— Возьмите.
Низенькая стопка купюр, придвинутая ко мне по полированной столешнице. На вид — совсем немного, если не присматриваться к номиналу каждой из них. Десять бумажек. Десять тысяч евро. Не слишком ли дорого стоит моя рабочая халатность? Я рассчитывал на более скромную сумму. Вернее, надеялся, что сумма будет скромна. Чтобы не чувствовать себя обязанным.
— Миледи?
— Есть возражения?
Гордо повернуться и выйти вон? Изобразить потрясенное непонимание? Отбить поклоны по числу купюр? Меня только что назвали вассалом, а ни один из перечисленных вариантов поведения настоящему вассалу не подходит.
— Нет, никаких возражений. Благодарю вас.
— Это не подачка, мистер Стоун, а признание ваших заслуг. И небольшой аванс в счет грядущих треволнений.
— Их будет много?
Хозяйка задумчиво провела ладонью по пушистому кружеву шали:
— Не много и не мало. Ровно столько, сколько должно быть и сколько вы допустите в свою жизнь.
Разумеется, она права. С моими возможностями я, в идеале, могу избегать большинства неприятностей еще в момент их зарождения, стало быть, если постараюсь, буду жить мирно и спокойно, на зависть всем вокруг. Но жажду ли я покоя стоячей воды? В глубине моей души давно уже установился мир, и никакие волны извне не способны надолго меня растревожить: поштормит немного и стихнет, как стихало уже не раз и не два. Предопределенность — штука скучная, но все же безопаснее установить с ней дружеские отношения, а не воевать. Все вернется на круги своя, и в этом есть некая…
Из динамика, передающего гулкий стук дверного кольца в кабинет, раздалось свидетельство присутствия у входа в салон первого клиента, но мысли не торопились возвращаться к реальности, пока леди Оливия, заметив мое промедление, насмешливо не приподняла бровь и не поинтересовалась:
— Надеюсь, вы не решили, что выплата премии означает освобождение от служебных обязанностей?
Она решительно перешагнула порог, целеустремленно дошла до центра прихожей и только потом остановилась, но вместо того, чтобы обернуться или что-то спросить, стояла, уткнувшись взглядом в луну циферблата напольных часов до тех пор, пока молчание не нарушил я. Наверное, сегодняшней гостье салона еще в детстве внушили, что мужчина всегда и везде должен заговаривать с дамой первым.
— Чем могу служить?
Видимо, с моего языка сорвалось что-то неподходящее, а может, и непотребное, потому что женщина выдержала слишком большую, почти тревожную паузу, заставившую меня напрячься. А когда ответила, обращаясь по-прежнему к часам, а не к лицам одушевленным, настал мой черед недоуменно приподнять бровь.
— О да, служить… Какое верное слово! Но вот так сразу? Нельзя было бы ожидать, если бы… Значит, я не ошиблась!
Разворот выглядел слегка замедленным, при этом ясно чувствовалось, что незнакомка хотела произвести впечатление эффектности, то бишь, наилучшим образом продемонстрировать свои достоинства. Попытка, не учитывавшая особенности моего вкуса по части женщин, провалилась, но сообщать об этом вслух я не собирался, поскольку наконец-то получил возможность рассмотреть пришелицу и хотел получить от просмотра если не удовольствие, то хотя бы пользу, пополнив галерею примечательных образов. Или образин.
Нет, женщина вовсе не была уродиной, но чертами лица настораживала, если не пугала, а особенностями одежды только усугубляла общую картину.
Тщательно затонированная кожа, какая бывает только у моделей на глянцевых журнальных страницах. Но застывшим в художественно отснятой фотографической композиции красоткам позволительно выглядеть чуточку безжизненными, а для дамы во плоти носить вместо лица нарисованную маску — не самое подобающее занятие. Ярко-красные губы настойчиво отвлекали внимание от глаз за счет аккуратных до отвращения линий: сам по себе цвет помады напоминал о свежей ране, но четко очерченные края вызывали устойчивую ассоциацию с цирком. С клоунами, если быть совсем уж точным. Нарочито черные, крупно завитые локоны париком не были, но и естественности облику не добавляли, оттеняя косметическую штукатурку. Можно было бы предположить, что небезызвестная звезда эпатажа — один из кумиров женщины, и лакированные сапоги на высоком каблуке вполне вписывались в теорию истоков происхождения внешнего вида незнакомки, но фигура без намека на талию, спрятанная под черным пальто, судя по всему, никогда не водила знакомство с корсетом.
— Служить — разве это не замечательно?
Она хотела казаться томной вопреки тому, что хрипотца в голосе больше походила на последствия увлечения сигаретами, а не на готовность организма к некоему страстному времяпрепровождению.
Сумасшедшая? Может быть. Но выпроводить ее вон не могу, потому что на протяжении нового витка своей карьеры усердно учился быть внимательным и вежливым. Научился, на свою голову… Хотя, кто знает? Вдруг и этой даме необходима встреча со счастьем?
Что она сказала? Высказала восхищение службой, как процессом. Однако остался вопрос, какая цель упомянутого процесса имелась в виду.
— Служить и защищать?
Девиз заокеанских полицейских вызвал у женщины явное непонимание, но она продолжила свою речь в прежнем интригующем тоне, немного увеличив нажим:
— Служить, только служить и быть этим довольным.
Плавное движение алых пятен вводило в транс ничуть не хуже, чем моя излюбленная мантра.
«Что-то он слишком медлит. Туповат от рождения? А по виду можно подумать совсем другое… Ну же, проснись, малыш! У меня найдется, что тебе показать…»
Я примерно догадывался, какие вещи и действия могут входить в арсенал роковой соблазнительницы, невесть за каким чертом явившейся в салон, но мои мысли все больше занимало другое. Цель. В чем она заключается? Соблазнить меня нетрудно, вот только зачем это делать? Попробую дать отпор:
