Осторожность оказалась оправданной. Пленный, взятый в Игнацувке, показал, что на участке Мариамполь, Грабноволя уже два дня находится боевая группа 19-й танковой дивизии, насчитывающая более 60 танков. Это означало, что дивизия «Герман Геринг» имеет гораздо больше резервов, чем предполагалось ранее.
На рассвете и в первые часы дня в штаб корпуса стали поступать донесения о потере Ходкува и лесного клина к северу от деревни, об отражении сильной атаки на Суху Волю и Басинув, об ожесточенных боях в районе высоты 112,2, о трудном положении 2-го и 3-го батальонов 142-го полка, которым угрожает окружение. Генерал Глазунов выслушивал эти донесения спокойно и даже с некоторым удовлетворением: противник связывал свои силы, ослаблял резервы, не добиваясь решительного преимущества.
— А как в Студзянках? — спрашивал он своего начальника штаба после каждого донесения.
— 100-й полк удерживает западную часть деревни.
Когда около восьми утра от командира 47-й дивизии поступила шифрованная радиограмма о том, что атака гитлеровцев на лесной квадрат 111 отбита, что польские танки со штурмовой группой Падлевского и Своленко отбросили немцев, пытавшихся окружить батальон старшего лейтенанта Ишкова, Глазунов спросил, вышла ли пехота бригады Межицана на позиции, и, услышав отрицательный ответ, нахмурил брови.
В половине десятого полковник Дудник пришел с донесением, что поляки находятся в окопах под Сухой Волей, 137-й полк — весь на исходных позициях, однако…
— Что однако?
Начальник штаба сдержанно рассказал о результатах налета немецкой артиллерии и пикирующих бомбардировщиков на подходивший к передовой мотопехотный батальон, оценив силы, которые дошли до первой линии окопов, примерно в две пехотные роты без тяжелого оружия.
— Подождем, — буркнул генерал. — Что в Студзянках?
— 100-й полк удерживает западную часть деревни, отразил уже четвертую контратаку.
— Сообщите генералу Межицану, что я жду от него донесения о выходе всего батальона на новые позиции.
Командир 4-го корпуса терпеливо ждал, он не хотел рисковать. «Поспешишь — людей насмешишь» — говаривали в его родной стороне. Время работало в пользу советских батальонов.
Приближалось два часа дня, когда в землянку вошел начальник артиллерии корпуса.
— Хозяйство все увеличивается, — сообщил он. — Мы получили от армии 1314-й легкий артиллерийский полк. 24 76-мм орудия. Пожалуй, я дам их Шугаеву, чтобы ему было чем встретить «тигров» и «пантер».
— Согласен. И пусть поддержат атаку полка Власенко.
— Не успеют. Они сейчас только проходят через Магнушев. Но я договорился с поляками, с заместителем командира 2-го полка. Такой молодой… — Полковник Воропаев вынул из полевой сумки блокнот и прочитал: — Поручник Светана. Мои офицеры будут управлять огнем танков с закрытых позиций. 27 стволов — это не шутка. Я купил эту поддержку за два грузовика боеприпасов. Думаешь, дороговато?
— Дешево. Только вот их пехота… — Он замолчал, увидев входящего начальника оперативного отдела корпуса.
— Товарищ командир, генерал Межицан докладывает, что весь мотопехотный батальон вышел на позиции.
— Наконец-то, — обрадовался Глазунов.
— Дать приказ батареям? — спросил полковник Воропаев.
— Еще нет. — Лицо генерала просветлело, и, обращаясь к Морозову, он приказал: — Как только противник ударит по батальону Ишкова, доложите. Только тогда мы возьмем их за горло.
После донесения в штаб 4-го корпуса генерал Межицан долго сидел молча в землянке телефонистов. Утро оказалось для него более тяжелым, чем весь вчерашний день. Он ничем не мог помочь мотопехотному батальону. Генерал понимал, в каком положении оказались рассеянные по болоту роты, но одновременно не хотел понимать, почему они так долго собираются. Шестым фронтовым чувством он угадывал, что Кулик не сказал ему всей правды — старый, обстрелянный батальон успел бы уже сосредоточиться, но не эти желторотые. Межицан хорошо изучил своих солдат и знал, что многие из них впервые заглянули смерти в глаза.
— Вызови мне сюда начальника разведки, — приказал он адъютанту.
Хорунжий Пшитоцкий, который загорал на другой стороне дамбы, подбежал, застегивая мундир.
— По вашему приказанию прибыл.
— Ты что думаешь, я вас, дармоедов, держу в бригаде для строительства землянок?
— Не думаю, гражданин генерал. Разведка существует для разведки.
— Ты сделал великое открытие, сын мой, — похвалил его командир бригады. — Разведка существует для разведки! Продолжай в том же духе, и ты прославишься, о тебе будут писать в газетах. Слушай внимательно и подумай. Выбери пару ребят из своего взвода, и сейчас же идите «за языком».
— Днем? — вырвалось у хорунжего.
— А ты думаешь, что по моему приказу солнце зайдет? Не перебивай. Вы должны поскорее добраться до Повислянских рощ. — Он показал на карте. — Оттуда начнется советское наступление, и при этом вы можете цапнуть какого-нибудь фрица. Ясно? А по пути проверьте, заняты ли окопы под Сухой Волей нашим батальоном. Посчитай, сколько их там, трое или пятеро. Можешь идти.
— Слушаюсь! — Хорунжий отдал честь и бегом направился к своим.
Группа разведчиков миновала позиции батальона подполковника Кулаковского (Пшитоцкий решил на обратном пути проверить, «сколько их там, трое или пятеро»), свернула за высоту Ветряную в сторону Повислянских рощ. Поле казалось пустынным, но, когда они остановились в густом березняке, чтобы немного отдохнуть, разведчики доложили хорунжему о замеченных по дороге старательно замаскированных землянках, об укрытых под кустами минометах, о солдатах, дымящих махоркой на дне прикрытых сеткой окопов.
— Русских здесь не меньше четырех рот, — подвел итог старший сержант Межиньский.
— Или даже больше, — кивнул головой Пшитоцкий. — У них роты небольшие… Ребята, если мы пойдем за ними, то пленного придется покупать за водку, потому что русские сами всех заберут. А поскольку водки жалко, — объяснял он задание, — то мы раньше выйдем за передовую, к этому леску. — Он показал в просвете между деревьями. — А потом дальше через картофельное поле, до верб у дороги. Оттуда до швабов недалеко. Видите окопы? Немцы как раз стреляют из пулемета.
Выдвинувшись по одному на опушку леса, они просматривали местность. Рядом, между двумя пнями, расположился советский майор с биноклем. Он смотрел в сторону кирпичного завода, который находился наискось, левее, в каких-нибудь 700 метрах.
— Вы кто такие? — спросил он, недоверчиво посмотрев на разведчиков.
— Разведка польской танковой бригады, — ответил Пшитоцкий и спросил: — Вы когда двинетесь?
— По сигналу — две красные ракеты. Но перед этим ударит артиллерия. Хорошо, что я вас встретил. Предупрежу своих, а то они не видали еще таких мундиров и могли бы вас перестрелять.
Он подполз к ним и угостил папиросами. Из гвардейского пайка отпили по глотку «за боевую дружбу», а затем поползли по одному за передовую.
Не прошло и тридцати минут, как разведчики собрались во рву под старыми вербами. Отсюда кирпичный завод был виден хуже: его заслонил молодой сад. Зато можно свободно наблюдать за немцами, которые перебирались по рву через перекресток дорог в Студзянках, находящийся от них на расстоянии менее двухсот метров.
Неподалеку редко и сухо пощелкивали выстрелы снайперов. Разведчики, прислушивались, чувствуя, как пересыхает в горле от жажды. Пшитоцкий посматривал то на часы, то на муравьев, ползавших вверх- вниз по коре вербы. Разведчики сдавали один из наиболее важных экзаменов — «на выдержку».
Восемь притаившихся под Студзянками разведчиков даже не предполагали, что одновременно с ними
