Она не позволила установиться многозначительной тишине, потребовала хранить все в тайне, шумно повозмущалась Малфоем… Сердце стучало в груди. «Он твой. Он твой – но не слишком ли сильно получилось? И еще – он будет ревновать, когда появятся другие. Да пусть ревнует. Он первый, это самое главное. У меня получилось!» – думала Эри, пока успокоившийся Рон вдохновенно рассказывал о квиддиче.
Остаток пути прошел относительно мирно, хотя Рону подпортили настроение посетители, вламывающиеся в купе каждые десять минут с вопросом «Ты правда Гарриет Поттер?». Саму девочку этот ажиотаж вокруг ее персоны забавлял, потом начал напрягать. Она не боялась внимания – последние пару лет внимание ровесников не обещало ничего плохого. Ее просто раздражало, что причиной всеобщего интереса стало то, о чем она сама понятия не имела.
«Я понимаю, если бы они говорили: смотри, это та девчонка, которая «держит» свою параллель. Или: это Поттер, она по математике лучше всех, хоть и мелкая. В общем, что-то, чем реально можно гордиться. Но эта дурацкая история с Волдемортом, да еще смерть моих родителей… уроды. Пришли полюбоваться, как в зверинец. Спокойно, Поттер, спокойно. Тебе с ними жить. Не смей крыситься».
И она кивала, отвечала на вопросы, вежливо отказывалась показать шрам («это личное, мне кажется»). И улыбку, улыбку, чтобы никто не чувствовал себя обделенным. И про Рона не забывать.
Среди прочих вломились близнецы Уизли, прихватив с собой друга – крепкого чернокожего парня по имени Ли. Увидев его, Эри с трудом удержалась, чтобы не броситься на шею: так он был похож на ее приятелей. Не внешностью, а манерой держаться, явно выдающей члена подростковой банды. Будь он белым – не отличить. Она с тоской подумала о ребятах. Единственное светлое воспоминание в жизни-до- Хогвартса. Хоть они обещали не забывать «нашу личную ведьму», но Эри понимала – их пути разошлись.
С близнецами было сложнее, чем с Роном. Младший из братьев Уизли мечтал стать для кого-то ЕДИНСТВЕННЫМ. Не шестым, не «одним из этих рыжих» – особенным. Ему хватило посиделок вдвоем в запертом купе, расспросов о магическом мире и поделенных поровну бутербродов, чтобы смотреть на Эри преданно и восторженно. Фреда и Джорджа раскусить оказалось сложнее. Общество друг друга было них самым важным, если же его оказывалось недостаточно – существовал Ли. Однокурсник, друг, поддержка во всех сумасшедших начинаниях. Всегда чуть в стороне, но ближе остальных. Что уж говорить о младшем брате – его, конечно, любили, но не понимали, и понимать не хотели. Эри начала с того, что запомнила, кто есть кто из близнецов – заработав толику уважения, потому что и Рон, и Ли, и даже мать иногда их путали. (Она отличала их не по лицам и голосам, действительно одинаковым – они делали все, чтобы такими быть – а по прическе. Волосы Фреда были острижены чуть короче и неровнее, чем у брата; различие было едва уловимым, но она не жаловалась на наблюдательность). Дальше было проще: подхватывать тот бред, который они несли, вливаясь в поток мышления, общий для двоих. Отвешивать ехидные комплименты – чем умнее человек, тем тоньше лесть, а близнецы Уизли были явно умны.
Когда Фред и Джордж убежали в свой вагон, утащив за собой Ли, и Эри осталась с Роном, она чувствовала себя так, будто весь день поливала розы тетки Петуньи. На солнцепеке, без обеда, ни разу не присев. Тяжелое это дело – строить отношения.
– Привет, можно к вам? Ты Гарриет, да?
«Когда же меня оставят в покое? Теперь еще и этот!»
Рон закатил глаза, а Эри, не дрогнув, сказала жабовладельцу:
– Конечно, только мы уже подъезжаем. Скоро выходить.
Мальчик, держащий на руках свою драгоценность, присел напротив и робко улыбнулся:
– Меня Невилл зовут. И я н-не буду просить тебя показать шрам. Я у вас спрятаться хотел, там Гермиона.
– Это та заучка? – спросил Рон неприязненно. – Ты в одном купе с ней ехал? Ужас, как с ума не сошел?
– Она ничего, просто очень волнуется, – мягко ответил Невилл. – У нее родители маглы, вот она и п- переживает насчет учебы.
– Пусть сидит одна и переживает, – буркнул Рон. – Мне страшно с ней рядом быть. Боюсь заразиться.
– А от меня не боишься? – засмеялась Эри. – Мы с тобой, между прочим, сегодня занимались чарами. Помнишь Люмос, а?
– Это другое…
Дверь снова открылась, и в купе ввалилась лохматая Грейнджер:
– Невилл, ты тут! Держи крепче свою жабу, а то опять убежит. Привет еще раз, Гарриет, привет – тебя как зовут?
– Рон Уизли, – с отвращением в голосе.
– Уизли! Мне знакома твоя фамилия, Октавиус Уизли был министром Магии в начале XIX века. Ты потомственный волшебник, да? А мои родители – стоматологи, но я уверена, мне это не помешает, если учиться старательно. У меня были «А» по всем предметам в школе. Кроме гимнастики. Но, наверно, у волшебников такого предмета не будет? Ох, не знаю, чем заняться, книги я все прочитала, может быть, у вас есть что-то с собой? Я бы хотела как можно больше узнать о волшебном мире, но родители купили мне только необходимые учебники. Правда, и за второй курс, но их я тоже прочла.
Рон и Невилл обменялись страдальческими взглядами. Эри улынулась, глядя на трещащую Гермиону. Сама она любила читать и знала, что отнюдь не дура. Но ни один человек не смог бы назвать Гарриет Поттер заучкой, так тщательно она маскировалась. Гермиона Грейнджер и ей подобные вызывали у нее легкое удивление: книжки – это интересно, но неужели им действительно хочется быть одинокими?
«Сама-то – звезда класса, что ли? Каждый выбирает сам. Может, ей не нужен никто».
Грейнджер продолжала болтать, задавать вопросы и сама на них отвечать, а Эри переводила взгляд с нее на Невилла.
«Равенкло и Хаффлпафф. Да стоит ли? Я же в Гриффиндоре буду, зачем мне они? Хорошо. Еще чуть-чуть».
Не всегда же будут попадаться такие бриллианты, как Рон Уизли – не надо огранивать, скалывать лишнее, полировать. Подобрал, протер, и пользуйся, человек был готов к «настоящей дружбе», не пришлось предпринимать никаких усилий. А Грейнджер, мало того, что была необработанным камешком, еще и неприятно напомнила ей одну из одноклассниц. Когда Эри еще травили кузен с компанией, та делала вид, что к ней это не имеет отношения. Поттер навсегда запомнила, как однажды эта особа застала типичную сценку: четверо обалдуев пинали сумку Эри, а временами и ее саму. Не сказав ни слова протеста (а ее бы послушали и прекратили!), заучка удалилась, и только через полчаса заглянула к учителю. Когда тот, не спеша пообедав, вышел «разрешить незначительный конфликт», мучители Эри уже разошлись, а сама она, вся в синяках, собирала растерзанные тетрадки, еле сдерживаясь, чтобы не завыть в голос. Потом настало время, когда Поттер сама стала силой, с которой нужно считаться – и сполна отомстила проклятой заучке за ее нейтралитет. Грейнджер, вероятно, была того же поля ягода. Что касается Невилла… растяпа и слабак. Из тех, кто сам часто попадается на крючок хулиганам. А еще – из тех, кто слова не скажет в защиту другой жертвы.
Но их обоих можно сделать союзниками.
«Ладно, Поттер, соберись. Запихни свои эмоции… поглубже запихни, и начинай».
Через полчаса Грейнджер говорила на два тона ниже, смеялась над историями Рона – он рассказывал, каково жить в одном доме с пятью братьями. Невилл иногда вставлял реплики, поощряемый вопросами Поттер. Компания все равно была скреплена на живую нитку, стоит ей уйти на несколько минут – воцарится неловкая тишина, а то и вспомнят о былой неприязни. Но пока все шло хорошо.
«Почему я чувствую себя так, будто иду по канату, нагруженная барахлом, да еще с завязанными глазами? Не расслабляйся! Помнишь, как сказал профессор – у тебя не будет шанса второй раз произвести первое впечатление. Двоих человек ты уже профукала. Больше не повторится».
Эри была в таком напряжении, что дорога к Хогвартсу – путь по загадочному лесу, плавание по озеру («это гигантский кальмар, последний на земле, говорят, он разумный. – Грейнджер, помолчи, меня сейчас
