песню захотели использовать в радиопередаче в каком-то городе. Так специально позвонили, чтобы я дал разрешение. Получив согласие, осведомились о номере моего банковского счета, чтобы перечислить гонорар».
Американцы могут не обращать внимания на иностранцев. Однако публичные высказывания последних об их стране, своей новой родине, им небезразличны.
«Немножко обиделся на меня за песню «Над Гудзоном» журнал «Нью-Йорк мэгэзин», — вспоминает Токарев. — Из-за того, что я пел о том, что в Центральном парке вечером могут запросто ограбить и убить. Ну, обиделся и обиделся. На мою дальнейшую жизнь в Америке это никак не повлияло, у них, понимаете, свобода слова...»
...А в СССР «Правда» и другие издания трубили в те времена о бездуховности американского образа жизни. Этот образ мы и по сей день оставляем за США — по большей части в душе. Чем-чем, а душой мы поступиться не можем.
«Бездуховные, во власти доллара, американцы? — переспрашивает Вилли Токарев. — Нет, не только доллар ими владеет. Они безумно любят свою родину. Патриоты великие. Помню, отдыхал после концерта в ночном клубе. Охрана — двое полицейских — стопроцентные американцы, один итальянского, другой — ирландского происхождения. Разговор, слово за слово... Разгоряченный ирландец и говорит: «Служа в полиции, я жизнь готов отдать за Америку, а если кто-то обидит ирландца, все мы — ирландцы — соберемся и пойдем разбираться».
Вообще, о США нужно судить не по Нью-Йорку или Чикаго, а по глубинке, по «одноэтажной Америке», как говорили еще Ильф и Петров. А никогда не отдыхающий мотор Нью-Йорка, этот агрегат может, засосав, покалечить кого угодно — да того же провинциального американца, добротой своей и отзывчивостью чем- то похожего на русского, кстати.
В конечном счете, я благодарен Америке за то, что именно здесь я свободно состоялся как артист».
Само собой, в Америке Вилли Токарев живет на Брайтон-Бич в Нью-Йорке. По его словам — в райском уголке, в который за каких-нибудь два месяца был превращен запущенный район. У русских все почему-то получается быстрее, чем у других — итальянцев, китайцев. Прибыли позже, но с такой прытью взялись за дело, что многим это не понравилось: «Русской мафии еще здесь не хватало!»
Дом артиста стоит на берегу Атлантического океана. Он гордится, что в его владении <— целых 120 метров побережья. С песчаным пляжем, прибоем и красивейшими рассветами. В доме все, как у людей: горничная, охрана, сауна, джаккузи.
У Вилли в друзьях — полрайона. Когда он идет по Брайтону, приветственные оклики раздаются даже с противоположной стороны улицы. Да что там Брайтон! Его выступления видели во всех угол- ромаДИикитин
ках мира, где живут наши бывшие соотечественники. А уж в Нью-Йорке-то собрались, наверное, любопытнейшие, колоритнейшие экземпляры.
ЭМаИЙ
С
В последнее время Вилли Токарев, скорее, гость Большого Яблока, чем его обитатель — во исполнение его же программной песни «Прощай, Нью-Йорк!», где были строчки о том, что он «в Россию уезжает навсегда».
«Прожив в Америке 5 лет, я, по законодательству этой страны, стал ее гражданином — все, как положено. Слава Богу, мне и российское гражданство вернули. Потому что настоящим американцем мне все равно не стать. Я и уехал-то туда уже в зрелом возрасте».
Конечно же, он знается с другими бывшими эмигрантами — мастерами «шансонного» цеха: «К сожалению, Миша Шуфутинский переехал с Брайтона... Мишу Гулько люблю за острый ум и за его постоянство: он никогда не был приспособленцем».
Любе Успенской он, в свое время, написал отличные песни: «Еще не поздно, еще не рано...», «Лю-ба- Любонька»:
Вилли Токарев первым протоптал коллегам дорожку назад, в СССР. «Живут в Штатах, зарабатывают доллары в России», — говорили тогда о них, частенько не без зависти, «коренные» артисты жанра. Когда писались эти строки, Любовь Успенскую, например, не видели в Москве больше года. А Вилли — он, похоже, и в самом деле вернулся. Купил квартиру в сталинской «высотке», женился, родил дочку... Он не заработал здесь таких сумасшедших денег, какие, по слухам, «поднял» Шуфутинский — певец, в отличие от Токарева, не поющий своих песен, но, видимо, более расчетливый коммерсант. Вилли обрел в некогда казавшейся навсегда потерянной России другое — свое счастье — простое, человеческое.
«...Один из последних своих дисков я посвятил российским женщинам, которым нет равных по красоте, обаянию и женственности во всем мире.
Я назвал этот диск «Джулия». Джулия — это настоящая русская красавица, моя Королева. Я счастлив, потому что она воплотила в себе качества, ради которых мужчина может пожертвовать всем. Познакомились мы случайно. Однажды я заблудился в переходах московского метро и попросил помощи у проходившей мимо девушки. Она оказалась удивительно любезной и покорила меня своей необычностью. Я пригласил ее на мой концерт. Впоследствии я обнаружил, что у нас с Джулией много общего, и нам никогда не бывает скучно вдвоем. С тех пор мы вместе...»
«Ко всем ее достоинствам, — говорит мой собеседник, — Юлия — удивительно умная женщина. Она конгениальна мне. Прекрасно знает русскую литературу. Когда она еще училась во ВГИКе, я прочитал некоторые ее работы и сперва не поверил, что их написала она — настолько зрелыми они были. Но это не значит, что жена моя — книжная затворница. Она вполне коммуникабельна, у нее отличное чувство юмора.
Их с Юлией-Джулией дочка Эвилина («Это — Вилина!» — хохочет папа.) — Эвика, Эви, как зовет ее родитель на американский лад — появилась на свет в Москве. Сам этот факт поражает автора, наслышанного, что малышей наших шоу-бизнесменов и «звезд» приносит исключительно импортный аист
