– Внуки вот рисуют, учатся хорошо, что еще надо человеку! – говорила Надежда Михайловна.
Женщины вернулись к столу, где уже успела задремать бабушка. Однако она тут же очнулась и спросила:
– Ну как, Павлина, вы с дочерьми живете?
– Старшую выдала нынче замуж, – скромно отвечала Полина, совсем ничем не напоминающая паву. – Ну, а у тебя, Лидия Павловна, где муж нынче?
– Директора возит.
– Хорошо вам!
– А что хорошего? С этим начальством никаких выходных: то рыбалка, то охота. Праздников не видим... И во сколько тебе, Полина, свадьба дочери обошлась?
– Заняла, да как... всего триста рублей ушло, а потом зять-то запил... так мне денег жалко, так и дочь жалко. С тоски поехала в отпуск. На могилку к маме, да к мужу хоть... Уехала зря я отсюда!
– Выпейте нашего вина, – налил всем Виктор Алексеевич, сам, однако, собравшийся покинуть женское застолье. – Мне пора его и переливать, бутыли помыть. Помоги мне, зять!
Тут Лидия Павловна, у которой муж возит директора, тоже стала жаловаться на судьбу:
– Вот, Полина, посмотри! Все мы Наташке покупаем, а ей мало! Совсем девка обнаглела: шубу просит в подарок, а уж сколько можно дарить! А? Полина, скажи!
Полина в ответ молча кивнула.
– Мы ж пальто зимнее ей справили, – продолжала Лидия Павловна, – не подходит. Говорит: тяжелое, мол, в нем упадешь – не встанешь. А зачем падать-то?! Правда, Полина?
Полина кивнула снова. Бабушка мирно дремала, уронив голову на руки. Надежда Михайловна решила взбодрить компанию:
– А давайте споем! Зять, иди к нам петь! У него голос есть! Зя-ять! Такой голос у него! Зя-ять, иди!
– Сейчас, детей надо с улицы загнать да уложить, – ответил он.
– Ну-ка, что она там нарисовала? – повела подруг в детскую Надежда Михайловна, где внучка уже перевела лицо в краски.
– Хорошо! – сказала Лидия Павловна.
– Она умница у нас! — добавила Надежда Михайловна и пальцем ткнула в портрет.
– Бабушка! Что ты делаешь! Размажешь! – закричала внучка.
– Все-все, уходим. Молодец ты! Как рисует, а? Полина?
– Рисует здорово, – ответила Лидия Павловна. – Вылитый Шурик! Вылитый!
– Зять, пошли петь! Дочь, затягивай! – стояла на своем Надежда Михайловна. Она разлила всем вина и завела свою любимую:
По дороге, по ровной, по тракту ли,
Все равно нам с тобой по пути!
Прокати нас, Петруша, на тракторе,
До околицы нас прокати...
Женщины подхватили песню, так что бабушка очнулась и прослезилась – то ли от выпитого, то ли от впечатления.
Когда песня кончилась, Надежда Михайловна значительно толкнула локтем свою дочь:
– А ты знаешь, что этот самый Петруша сейчас живет? Живой! По телевизору передавали. Вот какой человек! Его жгли, огнем пытали, а он живой.
– Да, в Омске, кажется, живет, – вставил информацию зять, проходя мимо с чистой двадцатилитровой бутылью.
– И вот я к нему поеду, как выйду на пенсию. Да, через два месяца поеду.
– Мама, да ты что? Как ты ему это объяснишь: свой приезд?
Виктор Алексеевич насмешливо обронил, проходя мимо с бутылями:
– Ему уже девяносто лет, твоему Петруше, он уже ничего не может.
– А мне ничего и не нужно, правда, Полина?
Полина не ответила, зато дочь Надежды Михайловны очень взволновалась:
– Мама, ну что ты задумала? Зачем ты поедешь?
– Поеду, скажу: “Я тебя люблю, тобой живу, твою песню всю жизнь пою!” Ведь это какой человек! Я поеду к нему обязательно!
– Мама, ну а папа-то что?
Виктор Алексеевич стал почему-то быстрее бегать с бутылями туда-сюда, занервничал, того и гляди уронит-разобьет двадцатилитровую посудину.
