дешевке скупить! Я бы на твоем месте, Маринка, прикупила еще на миллион, а ты бросилась на меня!
Снова втроем они миновали охранника в пятнистой форме: мысленно он давно убежал, каждый в толпе был жиже его, но вместе, навалившись своими некачественными телами, они могли превратить его в слякоть.
Люди кишели вокруг, как эмульсия из мелких капель надежды и разочарования. И каждый сливается с другом, соседом и мыслит себя как что-то мощное, величиной во все тела сразу. Все за него! Я, мы — большое тело, которому все дозволено. Там было и несколько оргазмов, впрочем, непроизвольных, случившихся, когда появился человек с портретом Мавроди и горячо говорил, что виновато государство, которое преградило, как всегда... Крики боли и сладости участились, и Вязин с дрожью почувствовал, как челюсти толпы начали сжиматься вокруг него, Васи и Маринки, но тут Кондеева быстро-быстро стала прикупать пучки “мавродок” у сомкнувшегося вокруг них тела, бормоча: “Послезавтра они втрое вырастут”. В конце она уже запела, камлая: “Близнецам — по дубленке, а старшему — компьютер”.
Примчалось ошарашенное послезавтра. Из телевизора выпадали грубые и каменистые новости. По сравнению со сказанием о счастье они были несъедобными. Мавроди скрылся. Марта не звонит. Еще этой ночью Маринке грезилось: будущее обнимает и проникает в нее, ласково шепча, и обещает, обещает.
Она все же пыталась проломиться к Марте в офис по телефону. Занято. Вечно занято. Навечно? Понятно: у каждого там своя родня, нужно ее спасти от разорения. “Я поеду!” Автобус полз так медленно, будто ехал в обратную сторону. Марты в офисе не было. Зачем же тогда Маринка дала охраннику пятьдесят тысяч?! На эти деньги можно было бы до САМОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ КОНТОРЫ В МОСКВЕ доехать.
Прошло трое сплошных суток без разделения на дни и ночи. У Кондеевой пропала чувствительность левой ноги и левый глаз стало резко, с болью, дергать. Но это лишь усилило манкость ее красоты в сочетании с чернотой на резце, потому что намекало на другие, сокровенные судороги. Дальше произошло совсем неправдоподобное: из слипшихся человеческих тел возле МММ вышел красавец и широким жестом посеял в воздух веер “мавродок”. Он показал, что умеет достойно проигрывать. Облапошили так уж облапошили. Пойдем жить дальше. Не пропадем. И видно было, что он в самом деле не пропадет. Маринка обгоняла его, ничего такого не думая (клянусь! клянусь!), пробегая по своим делам, но получилось так, что левый глаз дернулся, спасибо ему, и мужчина сказал:
— Не плачьте! Пойдемте, давайте обсудим, что с нами сделали...
Он оказался разведенным преподавателем политеха — похож на артиста Ширвиндта. Маринка была разбита, нога приволакивалась, как будто кусок чужого мяса пристегнут вместо нее, но... в будущем-то захочется красавцев, и если сейчас не пошевелиться через силу, то он уплывет в свои бескрайние жизненные воды. Она еще раз весело мигнула больным слезящимся глазом и пошла с ним в бар...
Через три недели позвонила вдруг Марта:
— Приезжай с билетами! Мавроди разрешил своим сотрудникам вернуть... Только быстрее!
Маринка словно вылетела прямо через стенку кухни в логово МММ. Марта сказала:
— Нечего было ночей не спать! Через день мне звонить... Кстати, проценты я беру себе. За услугу.
— Пол-лимона? — вскликнула Кондеева и спохватилась: — Ладно... Миша как раз просил меня добавить: машину будет нам покупать (и подумала: прощай, Марта!).
* * *
Родители говорили: отдыхай на даче с нами, а Марте вдруг странно захотелось домой. Оставив сына на даче, поехала в субботу вечером — на автобусе. Причем что-то цепляло ее за джинсы внизу, у туфли, но некогда — надо в этой давке забраться в автобус! Она стояла в гуще статных мужиков, но думала: что же там, в брючине, внизу? Живое? Переливающийся мешочек, не мышь ведь? На осязание все кажется бОльшим или ОНО на самом деле такое огромное? Марта пыталась стряхнуть ЕГО, изогнуться, сложиться, чтобы достать этот ужас, но мужики вокруг чувствовали, как хорошо им от ее движений — они еще упорнее спинами вжимались в Марту, громко жалуясь на тесноту. Автобус на остановках подбирал еще энное количество дачников, и Марта поняла: надо терпеть до города! Но ЭТО пробиралось по ноге — все выше и выше! Похоже... на мужской половой член, но этого не может быть... Конечно, она знает про размножение осьминогов, например, когда у него нога с органом отрывается и плывет в океане в поисках... а когда же осьминог получает удовольствие? Когда нога отрывается? “Я отрываюсь! Отрываюсь!” Не сошла ли я с ума, думала Марта.
Когда она вышла на конечной остановке и сильно затрясла правой ногой, из брючины выпала... огромная гусеница, вся в глазках! Пушистая, можно залюбоваться, и Марта бы залюбовалась, не заползи она в джинсы! А так — превратила ее в лепешку, и все. Только что была упругая и какая-то скрипящая гусеница, вся в переливчатых глазках, и вот уже лепешка. Марта зашла в кафе и выпила два коктейля, чтобы успокоиться.
Подъезд в доме Марты был недавно покрашен в ярко-желтый цвет — от него во рту появлялся вкус пирожного из бисквита. Это все благодаря МММ она смогла переехать в новую двухкомнатную квартиру! И вдруг сегодня вместо кондитерского вкуса — во рту резкая кислота, ощущение судорог за ушами, как от щавеля. Зияющий вход в квартиру, как в могилу, она заметила еще с нижней площадки... не может быть... Может, еще как... Марта не знала, как перешагнуть через границу, ведущую внутрь.
Вынесли все: ковры, мебель, аппаратуру. Одни стены.
Значит, так: гусеница дала знак поспешить. Ну, поспешила бы я, и что? А то: лежала бы сейчас, как сломанная мебель! Как раз подошла бы в “удобный” момент. Чтоб грохнули... Нет-нет, гусеница была послана, чтоб спасти меня, отвлечь, в кафе отправить, задержать. Вдруг Марта почувствовала гадость в животе, как во время промывания печени оливковым маслом. Воры своими клейкими погаными пальцами дотрагивались до стен!
Пыль какая-то не золотистая, а золотушная напротив окна стоит после их шарканий. Марта наконец позвонила в милицию. Ей бодро рявкнули: “Выезжаем!” Ну, это значит, что еще несколько часов она будет здесь сидеть одна. Кому бы позвонить? Кондеевой. Но ведь у нее сейчас уже
“Осталась одна как перст”. И друзья какие-то гады, не придут на помощь, не дождешься! Что за судьба
