такая! Ох, встретила бы я судьбу свою — все бы у нее выдрала, но... если есть судьба, то уж я не виновата. Не я, не я. Позвоню Василию! Повеселела сразу. Он хоть и не муж давно, но сразу пообещал приехать. Однако уже и милиция прибыла и убыла, а Помпи все не шел. Он в это время занимал деньги на установку двери. Банки были уже закрыты... Купил бутылку водки, банку огурцов и салями.
— Выпей, затуши реактор!.. Мужика, извини, не захватил — спешил. А гусеница тебя спасла знаешь за что? Помнишь: ты хотела организовать фонд имени меня, Помпи! Чтоб знакомые каждый месяц по три рубля давали мне, а я б сидел и писал... Ну да никто не захотел давать по три рубля...
* * *
С вечера дочери требовали позолоченные серьги, как у Леонтьева — в пуп! Софья хотела обличить их в моральном упадке, но Вязин вовремя перевел разговор на магию кольца, которое в то же время воздействует на точки здоровья на пальцах, а живот — это ведь не европейская традиция! Понятно! Но отроковицы бились, не сдаваясь, Софья тут прибегла к образу раскаленной адской сковородки, на которой со временем все кольцепупые будут вертеться... в общем, заснули поздно, очень поздно.
Страшные световые копья вдруг разодрали безлюдную улицу, по которой идет Вязин. Но если направить эти острия в другой мозговой участок, то сразу ясно: это сердитые бесконечные звонки в дверь.
Так, начало седьмого! Кипя на злодея, лишившего его крупиц отдыха, Влад, шатаясь, дошел до дверей...
Дустик и Денис, белея головами, ввалились в прихожую. Забинтованы были не только головы, но и отдельные конечности.
— Врач мне меряет давление и удивляется: как у кабана, а кровь хлещет, — хвастливо стал развивать Денис.
Дустик только тихо постанывала: “Я... мы... за все беспокойство вам заплатим, у нас после смерти мамы осталось. Мы тут из “травмы” к вам притащились”.
Влад сразу их на кухню затолкал и начал бросать в жадные рты чай, колбасу, все подряд.
— Нас хорошо перевязали, нам бы отлежаться часа два, вот здесь прямо — на полу кухни...
Влад внимательно посмотрел на Дустика: раньше бы она хозяев сбросила с кровати, а не молила. На человека, что ли, похожа? Но с каждой секундой предсмертная скороговорка у нее все более переливается в медовое струение слов, мед, правда, еще жидковатый, но перевязочный тюрбан уже кокетливо сдвинут над избитым лицом. В это время Денис, похожий на Васю Помпи, выращенного в пробирке, начал объяснять:
— Дуньке захотелось посреди ночи пива, ну и грохнули нас сзади — у самого ларька, как только деньгами стали крутить... Мы лежали в крови!
— Потом сползлись и обнялись, как Ромео и Джульетта, — счастливо объяснила Дустик. — Так нас и забрали в “скорую”.
Глумливый телевизор внутри Влада показал эту картину: особенно понравились ему двуспальные носилки и шитые золотом замасленные санитарные камзолы. Он бросил на пол надувной матрас, белье и хотел оставить их на кухне и самому немножко прикорнуть, хотя бы еще двадцать минут. Но у Дениса пошла кровь из носа. Кривясь истощенным младенческим лицом (ему было девятнадцать), он сморкался под краном и клялся:
— Я урою этих уродов!
— Наркотик мой! — куртуазно позвала его с пола Дустик. — Иди сюда, — и она нежно поводила в воздухе забинтованной рукой.
— Тише, тише! — умолял Влад, уходя с кухни. — В следующий раз, Денис, хоть вспоминай, что ты — мастер таэквандо.
Денис напоминал Васю Помпи, но с вынутым сложным устройством. Влада удивляло, как Софья каждый раз бросалась с сочувствием к Дустику: тяжелая женская судьба, как же! Быстро огромную квартиру с видом на Каму поменяла на однокомнатную, а ту — в свою очередь — на клетку в коммуналке, даже без окна! Вещи здесь тоже стояли плечом к плечу, но это были остатки былых приношений покойному адвокату-маме. Пару раз Дустик предлагала Вязиным купить то бриллиантовое кольцо, то малахитовое яйцо — совсем по дешевке. Выглядела Дустик плохо, тряслась, а такой же трясущийся, но бодрый Денис приговаривал: “От этого отходняка мы сейчас отобьемся! Нам бы только дозануться!”
Но сегодня Софья дрогнула, несмотря на неиссякаемые залежи сочувствия к женскому полу. Дустик попросила ее помочь — помочь справить малую нужду. Рука не двигалась у Дустика. В сортире, надрываясь, Софья держала ее над унитазом, а потом заправила ей рваный свитер внутрь джинсов.
— Ты что! — страшно удивилась Дустик. — Совсем уже утратила женственность с годами. Свитер носят поверх, навыпуск...
А свою женственность Дустик проявила таким образом: прислонившись зашитой головой к плечу Дениса, одновременно коленом прижалась к бедру Вязина, изобразив носком ноги пуант, как усталая балерина.
— Софья, вы нас проводите, — вдруг жалобно попросил Денис. — Деньги на такси дайте и с нами... сопроводите! А то хищные водители с нас дубленки сдерут, с забинтованных...
— Да-да, а мы отдаримся, загрузим... там у нас полно всего... еще осталось.
Софья, твердо уверенная, что ничего не дадут, все же отвезла их за свой счет. Они и в самом деле ничего не дали, а сразу стали в клетушке своей валиться на диван: ничего не соображаем, потеря крови, надо отоспаться!..
— Видимо, прав Помпи, — говорила Софья дома. — Дустик умрет под забором, сбудется его пророчество.
— Нет! Он не прав! Нисколько не прав, — вдруг ощерился Влад. — Если б он удержался, не сказал, не посулил ей этого забора, она бы не так падала. Он, как сверхдержава с ядерным оружием, должен был провозгласить ненападение. Его атомное оружие — это слово.
— И наше оружие — слово, — согласилась Софья. — И нам бы больше думать надо, удержаться иной
