трёх с первого захода, но попали под атаку 'ФВ-190'. Вот тут им пришлось покрутиться. Фашисты оказались ребятами резкими и ухватистыми. Зная, что в маневренном бою им с нашими истребителями ловить нечего, немцы грамотно провели ряд ударов с высоты, рассчитывая на свою высокую скорость на пикировании и мощнейший огонь из бортового оружия. Пока 'чекисты', отбиваясь от атак, выходили из-под удара и набирали высоту, старший лейтенант Кулагин поймал несколько снарядов… Но немцы мигом очистили поле боя, как только поняли, что преимущества у них нет. На земле горело четыре чадных костра от сбитых немецких самолетов, а звено повело шатающийся в воздухе истребитель Кулагина на рядом лежащий аэродром. Навстречу им просвистела пара третьяков, вызванная на усиление, но противника было уже не догнать.
— 'Девятка', 'Девятка'! Не молчи – ответь! Что с тобой? Как управляешься? Сашка, черт! Что с тобой?
Истребитель Кулагина на крики в эфире не отвечал, а, лишь валко рыская, упорно шел к аэродрому.
— Очистить полосу! Санитарку и пожарку на старт!
Когда Сашка Кулагин все же ухитрился посадить самолет и самостоятельно вылез на крыло, раздался такой мощный 'У-у-ф-ф!', что, казалось, с техников снесет пилотки. Сашка, теребя лямки парашюта, смущенно улыбался. Его техник суетился вокруг своего летчика, осматривая и охлопывая его в поисках крови и ран.
— Да что ты меня щупаешь? Отстань! Вон, к радисткам иди! — отмахивался от него смущенный Кулагин. — Да цел я, цел! Отойди… Давай смотреть, что с самолетом…
Оказалось, что Сашка родился не просто в рубашке, а в смокинге… В фюзеляже его истребителя, у хвостового оперения, нашли три входных отверстия от снарядов фоки. Один снаряд, осколочно-фугасный, взорвался внутри фюзеляжа и повредил тяги рулей. То-то он летел и качался как пьяный… Да, а одна тяга переломилась прямо в руках проверявших ее техников. От смерти Сашку отделяло несколько мгновений…
А вот два других, бронебойных снаряда, ударили прямо в спину пилота… Когда техники, вытащив из-за бронеспинки сиденья разбитый в хлам аккумулятор, быстренько сняли кожаную подушку, мы все ахнули, а Сашка разом 'взбледнул' лицом. На матовом листе алюминия, прикрывающего прокладку из сырой резины и бронеспинку, надулись два страшных 'чирья' от ударов фашистских снарядов…
А один чирей даже и прорвался. Из порванного ударом листа торчало остриё бронебойного 'гостинца' от 'Фокке-Вульфа'.
— А ну-ка, ну-ка… — расталкивая народ, в кабину истребителя влез инженер. — Снимайте бронеспинку, сержант!
Вот это да! Когда бронеспинку сняли, все стало видно, как в аптеке. Прошив броню на уровне поясницы, из металла торчали донца двух бронебойных снарядов. А один даже пробил и лист алюминия.
— Целуй свой 'Як', Кулагин… — категорично сказал инженер. — Он тебе жизнь спас. Такого я еще не видел…
Сашка на полном серьёзе прижался к капоту истребителя и шептал ему что-то ласковое… А потом поцеловал свой 'Як'.
— Бронеспинку заменить, а это отправим Яковлеву. — Распорядился инженер. — Это надо ставить в серию… Обязательно надо!
Ну, это так – лирика…
А если серьезно – то практически все летчики записали себе по одному-двум сбитым. Не везло только Сереге Парикянцу. Его ведущий – Юрка Лесных, стрелял так, что 'правки' не требовалось. Подранков он не оставлял.
Итак – прошло пять дней, и наши 'уловы' снизились. Мы впустую жгли бензин, барражируя над 'железкой', Кобоной и Ладожским озером. Немцев мы не видели. Точнее – видели в отдалении… Но, заметив наши истребители, немцы в бой не вступали, а сразу исчезали в дымке ленинградского неба. Поезда на 'Дороге Победы' нахально и весело тащили за собой густые дымные шлейфы, торопясь перетащить как можно больше грузов в северную столицу. Что такое команда 'Воздух!' прикрывавшие их зенитчики стали забывать…
…Я сидел за столом, обложившись листами карт и данными по самолето-пролетам фашистской авиации. Где же ты, моя Сулико? Кроксворд, однако… Промблема…
Вспомнив золотое армейское правило для начальства – не можешь или не знаешь, как сделать дело сам, — поручи подчиненному, я крикнул дежурному по штабу: 'Шифровальщика ко мне'!
Не прошло и минуты, как в коридоре загрохотали сапоги, и ко мне влетел ладный молодой офицер.
— Товарищ майор! Лейтенант Малешко по вашему приказанию прибыл!
Вот такая вот фамилия была у нашего шифровальщика.
— Хорош кричать, Ипполит Матвеич, садись – говорить будем… — вот такое вот имечко было у лейтенанта Малешко. А сам он был хорошим, умным мальчиком из профессорской семьи, студентом мехмата, добровольцем. Хороший, в общем, парень.
— Смотри, Ипполит Матвеич, что получается. Получается, что отбили мы немцам желание крутиться тут, в нашем районе ответственности. Этак мы только бензин зря жжём и пайки переводим. Какой вылет уже без боестолкновений. Вот, забирай всю эту макулатуру. Иди к себе и гадай – где нам немца ущучить. Считай, что это своего рода шифр, код, в котором спрятан алгоритм полетов немцев над фронтом. Вот тебе данные по самолето-пролетам за последнюю декаду, вот данные по объектам бомбовых ударов немцев, вот данные о наших сбитых… Думай, лейтенант, вырабатывай предложения! Все понятно? А раз так – иди, работай!
Фу-у-х! Свалил дело на юношеские плечи – и рад! Да и то сказать – не замордовался лейтенант на службе. Одна шифрограмма вечером с суточной сводкой в ГУ ВВС – и все. Гуляй, Ипполит, не хочу!
Я позвонил на стоянку: 'Готовьте мой ероплан… да и ведомого тоже…'
Слетаем, разомнемся.
Мы с Базилем слетали к звену Кузи, который тащил службу над Ладогой, потом прошвырнулись до Кира над Шлиссельбургом. Все тихо, все спокойно. С этим надо что-то делать.
— Кир, как с топливом?
— Мало, дежурство заканчиваю.
— Ладно. Иди домой… Мы еще пробежимся тут немножко. 'Десятка', за мной!
Мой бортовой номер был 'единичка', а Базиль замыкал номера эскадрильи.
Пробежались, но никого не нашли. В воздухе ничего не случилось. А вот на земле…
Когда мы заруливали на стоянку, я обратил внимание на излишне многочисленную группу встречающих. И летчики, свободные от полетов, и технари, радостно скалясь, бежали к нашим самолетам. Что за цирк?
Не успел я спрыгнуть с крыла на землю, как меня поймали еще в воздухе, чуть не грохнули на чахлую траву, и начали качать.
— Качай его, ребята! — вокруг раздавался радостный гомон.
— Вы что, черти? Уроните! Отпустите сейчас же!
— Качай его, братва! Качай!
— Отставить! — не на шутку разъярился я. — Поставить!
Меня бережно водрузили на снарядные ящики, как на пьедестал. Через толпу ко мне пробился замполит с газетой в руках.
— Командир, поздравляем! Со второй Золотой Звездой тебя, Виктор! Ура дважды Герою Советского Союза майору Туровцеву! У-р-ра!
— Ура-а-а! — радостно заревела толпа. Привлеченные криком и суматохой, к нам со всех сторон бежали летчики и техники полка. Крику и шуму стало больше.
Не скрою – сердце радостно защемило… Приятно, черт возьми! Дважды Герой! Теперь ведь бюст
