положен… Эх-х, на Мать бы его притащить, да в храм Крылатого Тура… Хельга бы посмотрела, ребята.
Хлопая меня по плечам, народ снял меня с ящиков и потащил в столовку.
— Эй-эй-эй! Рано еще! День в полном разгаре! Только компот! Компот – и все! Все остальное – вечером, ясно?
Вечером командир приютившего нас полка расщедрился и обещал выкатить аж по двести грамм на нос, чтобы отметить это событие. Как он намеревался списывать лишнюю водку, я не знал, да и не мое это дело.
Ко мне подошел Кирилл Извольский.
— Виктор… тут такое дело…
— Ладно, Кир, не виляй! Можно им сегодня, можно. Я же сказал, что они будут лишены 'боевых' ста грамм, а тут – 'праздничные' получаются.
— Правильно, Виктор! А то мужики уж извелись все!
Я только хмыкнул, и ничего больше не сказал. Не успел. К зданию штаба полка подкатила большая легковая машина в сопровождении броневика охраны. Из машины полезли генералы с большими звездами и кучей орденов.
Шариком выкатившийся из штаба комполка заорал: 'Сми-и-рно! Товарищ генерал-лейтенант авиации! Полк проводит плановые….'
— Вольно, вольно, майор! Мы не с проверкой приехали, а на праздник! — засмеялся генерал- лейтенант. Это был командующий 13-й ВА Степан Дмитриевич Рыбальченко. С ним приехал и Член Военного Совета ВА полковник Сулимов.
— Ну, и где тут у вас именинник? — Рыбальченко оглянулся.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант авиации! — Я сделал шаг вперед, одновременно бросая руку к фуражке. — Здесь именинник, куда же ему деваться… Прошу отужинать вместе с летчиками, чем хозяин потчевать будет!
— Поздравляю вас, майор! Не так уж и много у нас на фронте дважды Героев! Поздравляю! Ну, ведите!
Ко мне подошел полковник Сулимов.
— Примите и мои поздравления, Виктор Михайлович! — он крепко потряс мне руку. — Кстати! Звонили из Главпура[12] – просили передать вам просьбу, чтобы вы съездили в Ленинград, провели несколько выступлений в трудовых коллективах, в боевых частях. Это будет просто здорово! Мы уже, честно говоря, расписали ваши выступления на Ленрадио, на Кировском заводе, у моряков и пехотинцев.
— Да! Чуть не забыл! — он хлопнул себя по лбу. — Будете в Ленинграде – обязательно зайдите к скульптору, профессору Ладожинскому. Ему поручено изваять вас, так сказать, в бронзе!
Он весело рассмеялся, а у меня отпала челюсть… Оп-па! А вот и бюстик нарисовался… Номер восемь, не иначе…
— Ну, что мы стоим? Пошли в зал?
Пошли… Эх, как неохота быть предметом чествования, кто бы знал! Но некуда мне, бедному, деваться. Придется перетерпеть все это. Завтра новый день, новые заботы, новые бои. А сегодня…
И я, как Шурик из 'Кавказской пленницы', обреченно дунул в стакан…
— Вот и получается, товарищ майор, что немцы как бы 'играют' своими истребителями, перебрасывая их туда-сюда. Вот, посмотрите… Видите – они тут близко сидят. 54-я эскадра занимает аэродромы Сиверская и Красногвардейск, а также Рельбицы и Старая Русса. [13]
Ипполит Матвеевич Малешко докладывал мне результаты своих изысков.
— Сейчас они летают на центральный участок Ленинградского фронта. А через пару-тройку дней их можно ждать вот тут, над Финским заливом, у Ораниенбаума и у Кронштадта… Если я правильно 'расколол' алгоритм их действий…
— Молодец, Ипполит Матвеич! Какой же ты молодец! Ладно, проверим… Меня на пару дней дергают в Ленинград. Не было печали… Да ничего не поделаешь – приказ. Наши пока тут полетают, а я заодно в армии договорюсь о временном перебазировании в Кронштадт, скажем… А? Решено – так и сделаем! Спасибо, студент. Хорошо поработал.
Лейтенант Малешко смущенно зарделся.
— Да я что… Я ничего…
— Вот и посмотрим через пару-тройку дней, что за 'ничего' ты тут нам расшифровал, Ипполит Матвеевич.
Как я ездил в Ленинград – отдельная песня. Впечатление очень непростое. Сердце рвет. Конечно, город был уже не тот, что зимой 42-го. Но – все равно… Особенно лица людей. Худые, с серыми губами, с вечным чувством голода в глазах. Поверьте – это страшно… Когда я видел эти лица, в душе поднималась багровая, яростная злость и ненависть. Я вспомнил мать, дядьку, тётку… Вспомнил, как они, лишь только самым краешком хлебнувшие во время войны чувство голода в не самом голодном астраханском крае, до конца жизни тряслись и берегли каждый кусочек хлеба, ложку еды… Ненависть клубилась во мне – ненависть к фашистам, и их испанским подручным, приговорившим всех этих людей – и младенцев, и стариков, и женщин к медленной смерти от голода. Рвать их буду, сук… Дайте только срок…
Насмотревшись на ленинградцев, я на записи в Ленрадио едва не сорвался на ненормативную лексику. Слова я проталкивал с трудом. От этого они падали весомо, с паузами. Стыдно мне было… Стыдно и горько, что Красная Армия, которую вся страна, надрывая жилы, готовила к боям на свою защиту с победы революции, допустила такое… Хотя – не с дворовыми хулиганами дралась Красная Армия. С самым страшным врагом человечества – с фашизмом.
Днем я мотался по заводам и воинским частям, а вечером и ночью сидел в студии профессора- скульптора. Сидел неподвижно и думал, вспоминал свои встречи с ленинградцами. Сон не брал… Несколько раз меня отвлекал от дум Ладожинский.
— Виктор Михайлович… ну нельзя же так, дорогой вы мой! У вас не лицо, а посмертная маска! Как я лепить буду? И что? Ну-ка, ну-ка, оживайте, батенька! Может, чаю вам, горяченького? А?
Отпиваясь слабо заваренным кипятком, я немного отходил. Боль отпускала, уходила вглубь. Но не исчезала совсем. Мой метроном стучал все быстрее и быстрее… Мне было жаль каждого мгновенья, которого я не проводил в кабине истребителя.
Договоренность в штабе ВА о нашем перебазировании в Кронштадт была получена. Мы должны были подсесть к знаменитому на всю Балтику истребительному полку морской авиации – 4-му гвардейскому. Им командовал знаменитый летчик, — Василий Голубев. Его бой на 'ишачке' против двух 'мессершмиттов', в котором он сбил обоих фрицев, был хорошо известен среди летунов.
Выйдя из штаба 13-й ВА, я нашел ожидающую меня машину. Вот и закончилась моя поездка в военный Ленинград… До свидания, город-герой!
Эскадрилье предстоял перелет в Кронштадт. Нас ждали новые, тяжелые бои.
Глава 17
— Значит, так, полковник. Пойдем на Кронштадт. Да не напрямки, а в обход. — Я показал рукой на карте, как мы полетим. — Нормальные герои всегда идут в обход… Вот так, на северо-запад, в обход Ленинграда, прямо по аэродромам нашей авиации для пущей безопасности. Пойдем без посадок для дозаправки, бензина должно хватить, крюк не очень большой. А ты курс точнее держи, помни, у нас баки не бездонные, не как у тебя… Хотя, нет! Ну его к черту! Зачем рисковать – последний отрезок над водой пойдем, страшно. Сядем для дозаправки вот тут, на самом бережку. Отсюда звено капитана Извольского
