остальном государстве смертную казнь. Эдик сразу перестал лягать ногами державшего его порученца, сдался и только с тихой ненавистью смотрел на Скудина, бессильно шмыгая носом:
— Ну давай, давай, гад… вези меня в свою лесотундру… Квазиморда.
— Ну вот и ладно, — сразу просиял генерал. — Смотри там, веди себя хорошо. Иван Степанович мне будет докладывать. Доложит, что вёл себя хорошо, — может, «Ямаху» куплю…
Что и делось в виду, электрогитара или мотоцикл, так и осталось невыясненным. Зато Скудину показалось, что генерал втихаря перекрестился.
Увезу тебя я в тундру…
Спросите обывателя: чем знаменита Сибирь? В смысле, кроме пельменей? Сибирскими морозами, ответит вам обыватель. Спросите ещё: а известно вам, уважаемый, что летом в Сибири клубника вызревает с кулак?.. Да бросьте, ответит московский или питерский домосед, быть такого не может.
А приходилось вам слышать, как телевизионный комментатор, поленившийся заглянуть в атлас, упоминает «далёкую заполярную Исландию»? Нам приходилось. Но почему-то гораздо реже упоминают, что эта страна, богатая геотермальным теплом, сама себя обеспечивает бананами и ананасами. К чему мы об этом? А к тому, что, судя по температуре воздуха в мурманском аэропорту, на севере Кольского впору было растить эти самые бананы и ананасы. Безо всяких геотермальных теплиц. Кто никогда не бывал в.. Заполярье, тот подсознательно полагает, что там всё время холод и снег. А вот кошкин вам хвост…
— Погодка-то, а? — Профессор Звягинцев из-под руки осмотрел горизонт, взглянул на часы, хмыкнул и поднял глаза на Скудина. — Без двух минут. Что-то американцев наших не видно…
— Куда они денутся, — пожал плечами Иван и быстрым движением поддержал споткнувшегося Эдика. Тот к концу недолгого полёта отчего-то совершенно раскис и на ногах держался плохо. «Не переживай, парень, мышечный тонус мы тебе поправим. Мозги тоже…» Если' бы генеральский сын мог подслушивать мысли, интонация показалась бы ему многообещающей.
Борис и Глеб кивнули с готовностью матёрых котов, завидевших мышь, Виринея, на чьи колени «резвый мальчонка» почти осмелился посягнуть в самолёте, мстительно усмехнулась. А с неба в это время донёсся басовитый, уверенный гул, и на посадку начал заходить «Геркулес» — американская транспортная машина «С-130».
— Ну вот и они, явились не запылились. — Скудин отпустил Эдика и едва удержался, чтобы машинально не вытереть руку о штаны. — Кстати, Лев Поликарпович, Грин вчера звонил. Обещал, что с транспортом проблем не будет.
Встречающих в аэропорту было немного, да и те вели себя как-то странно, жались по углам, словно боялись чего. Зато в самом центре зала красовался бравый старший прапорщик, с залихватскими рыжими усами, с погонами «микрогемералполковника» и выпущенным из-под фуражки знаком воинской наглости — чубом многократно описанного у классиков пшеничного цвета. В руках гвардеец держал фанерный щит, на котором жирно значилось суриком: «Подполковник Скудин!». Чем так страшен был этот щит и державший его человек, выяснилось сразу, как только фанерка оказалась опущена. На обратной стороне её зловеще выделялся черно-жёлтый знак радиационной угрозы и убийственно краснела надпись: «Зона повышенной опасности! Находиться без средств индивидуальной защиты категорически воспрещается!»
— Ну я Скудин.
Нахмурившись, Иван подошел к «микрогенералполковнику», и тот сразу широко заулыбался, просто засиял от радости, будто встретил давнишнего кореша.
— Разрешите представиться, старший прапорщик Василий Грызлов! Приказано вас встретить и доставить! А также отдаться в полное ваше распоряжение! Докладываю: техника укомплектована, баки под завязку, личный состав в полной боевой. Как товарищ генерал-майор и приказывали.
«Полный порядок, — отчего-то устало подумал Иван. — Кони стоят пьяные, хлопцы запряжённые…»
— Товарищ генерал-майор, значит, приказывали? — И он протянул Грызлову руку, здороваясь. Тот приткнул к стене свою зловещую вывеску и тотчас подхватил под локоток Эдика: юноша двигался точно зомби, сиречь оживший мертвец. Сошедший с плаката из тех, что некогда соседствовали с радиационными значками в кабинетах гражданской обороны. Василий мотнул чубом в сторону выхода:
— Ничего, пацан, ничего, ща встряхнёшься. Машина — зверь. Ласточка…
Ласточка была ещё та. Камуфляжного окраса, средне-бронированная: БТР-60. На левом борту значилось: «Дежурный ВАИ», на правом — «Специальная комендатуры». На пулемётной башне гордо реял российский триколор. Знай наших.
— Петро, заводи!!! — заорал Грызлов. И гостеприимно, по-хозяйски, распахнул боковой люк:
— Заходите, гости дорогие, сейчас бронеплиты окон откроем, поедем, как в мягком вагоне. С песнями…
Рявкнул пускач, оживляя двигатель, БТР проснулся, выпустил струю сиреневого дыма, в воздухе густо запахло соляркой. «Ну, Гринберг, ну, пархатый…» Виринея сердито одёргивала короткое платьице, забираясь в БТР, и на всякий случай испепеляла глазами Эдика, но тот не реагировал. Скудин сплюнул, вытащил трубку мобильника и протянул Звягинцеву:
— Лев Поликарпович, звоните Шихману. Надо договориться о рандеву.
Грызлов тем временем подсаживал вяло шевелившегося Эдика.
— Ты, может, на броне поедешь? — Старший прапорщик прикурил «Приму», сунул подопечному в рот. — С ветерком, а? Сразу полегчает. А потом мы тебя спиртяшечкой похмелим. Шило первый сорт, только вчера «магазин»[64] прилетал… будешь как огурчик…
Эдик отсутствующе кивнул и попытался свалиться на землю. Он пребывал в некоем подобии ступора — реагировал с трудом, еле переставлял ноги, смотрел куда-то вверх без особого выражения. Словом, был весьма нехорош. Васильковые глаза Грызлова светились пониманием и участием, как видно, Эдиково состояние ему было хорошо знакомо.
Звягинцев же, потыкав пальцами маленькие изящные кнопки, прижал трубку к уху, настраиваясь на ожидание… и искренне удивился, сразу услышав голос профессора Шихмана:
