и без твоих оскорблений переживаю...
- Переживает! Жизнь обдала ее ведром помоев с головы до ног, вот она и запереживала! Раньше переживать надо было...
- Ну что вы... ну зачем вы... - робко попыталась Нина успокоить мать и дочь.
- Ну ладно, давай кончим, - сказала Вера твердо. - Потом, если желаешь, мне все выскажешь с глазу на глаз, а над Ниной-то зачем громыхать? Стыдно ведь...
- Стыдно... За тебя стыдно! Нина свой человек, а я и при любых людях правду тебе выскажу. - Мать еще горячилась, но уже направлялась к двери.
- Помолчи, помолчи, - шептала Нина, дергая Веру за платье.
У двери мать остановилась, словно бы собираясь сказать самые важные и грозные слова, но только махнула рукой и вышла из комнаты.
Тут же всунула в дверь голову Надька, и наглые, отцовские глаза в любопытстве уставились на Веру.
- А ну, пошла отсюда, - крикнула на нее Вера, - а то сейчас запушу чем-нибудь! И дверь закрой.
Помолчав, Вера вздохнула:
- То ли будет впереди...
- Чегой-то мать-то твоя? - сказала Нина. - Вроде бы она тихая...
- Тихая-тихая, а вот иногда вскипает...
- Ничего, Верк, все обойдется, - на всякий случай сказала Нина, но не очень уверенно.
- А что обо мне говорят?
- Разное говорят, - уклончиво сказала Нина. - Многие сочувствуют тебе, но ведь есть и знаешь какие люди - им бы только чтобы у соседа коза в кошку превратилась...
Тут Нина замолчала, и Вера не услышала, кто именно эти люди и что они думают и говорят теперь о ней, но спросить об этом у подруги не решилась.
- А узнали как?
- Чтобы в Никольском, да и не узнали! Тогда бы светопреставление началось!
- Боже ты мой! - Вера закрыла лицо ладонями. - Как жить-то дальше? А, Нинк?
- Перетерпеть надо, Верк, - сказала Нина убежденно, - зубы стиснуть и перетерпеть, а там жить дальше. Не в монастырь же идти. И монастырей-то теперь нет. И потом - ты, что ль, виновата? На тебе греха нет.
- Ты-то хоть веришь в то, что я ни в чем не виновата? - сказала Вера, волнуясь, будто от Нининого ответа зависела теперь ее жизнь.
- Верю, Верк, я тебе как себе верю.
- Спасибо, Нин, спасибо, - обрадовалась Вера. - Знаешь, как я довольна, что ты пришла.
- Что же, я не человек, что ли? - сказала Нина растроганно.
- А Колокольников? - спросила Вера.
- Что Колокольников?
- Он как? - Вера вспомнила теперь о Колокольникове, к нему у нее был особый счет.
- Не знаю. Сбежал куда-то. И его, и Чистякова, и Рожнова в Никольском сегодня нет. Один Турчков здесь. Сидит дома.
- Ты его видела?
- Видела.
Вера хотела сказать что-то, но вдруг ощутила, что говорить ей о тех четверых тошно и стыдно.
- Я когда узнала о тебе, - сказала Нина, - мама принесла с улицы новость, я тут же хотела бежать к тебе, да забоялась, как бы ты не выгнала меня после вчерашнего. Я сидела, переживала и тут надумала найти этих... да в лицо каждому плюнуть. Пошла. Колокольникова нет, Чистякова нет, домашние их взвинчены, парни, наверное, от страха и стыда сбежали. Одного Турчкова я и застала. Мать его в дом меня не пускала, а я громко так заявила: 'Если он не трус, то пусть сам выйдет'. Вышел. Бледный, лохматый. Я ему: 'Леш, правда, что вот то-то и то-то говорят?' Он только глаза отвел. Я ему молча пощечину залепила и пошла. Мать его догнала меня, начала говорить, что это жестокость, что он мучается сам и они боятся, как бы он в петлю не полез...
- Он может, - сказала Вера.
- Может, - согласилась Нина. - Да их прибить мало. Я бы этого Колокольникова да Рожнова...
- А я им устрою, - сказала Вера.
Тут Нина, посмотрев на нее, насторожилась. Последние слова Вера произнесла тихо, скорее для самой себя, взгляд ее был отрешенный, а голос спокойный и твердый, стало быть, Вера приняла решение, и решение это уж не мучило и не жгло ее, не кололо сомнениями, оно остыло, лежало в душе холодным металлом, и Вера не могла и не хотела от него избавиться. Нина знала, что Вера, шумливая, горячая, бывала прежде отходчивой, а теперь, судя по всему, она могла пойти на отчаянное предприятие и оно уж не довело бы ее до добра.
- Ты что, Верк, - заговорила Нина испуганно, - ты что придумала?
- Ничего, - сказала Вера.
- Нет, ты брось, Верк, я ведь вижу! Ты не хочешь мне сказать?
- Ты не обижайся. Но тут дело только мое и ничье больше.
- Ну и глупо! Себя погубишь и близким отравишь жизнь. Подумай хоть о матери и сестрах... Как они будут без тебя? И зачем тебе руки об этих гадов марать? Суд все сделает...
- На суде меня измучают больше, чем их.
- Нет, Верк. Сегодня же надо ехать в район, в милицию, подать заявление, и к врачам. Если не поедешь, я сама возьму и съезжу...
- Ну и предашь меня.
- Эту твою глупость я всерьез не принимаю. Поверь, если бы я считала, что ты собираешься поступать правильно, я бы тебе помогла и риску бы не испугалась - когда надо, я не трусливая, ты знаешь, но тут ты не права.
- Ну и хорошо, - сказала Вера обиженно, - не права, ну и хорошо...
- Сразу надулась, - сказала Нина. - Ты хоть подумай, не спеши...
Вошла мать.
И Нина, и Вера скосили глаза в ее сторону, ожидали новой бури, но слов никаких не было произнесено, и тогда Нина встала.
- Мне пора на работу. Как вернусь, сразу сюда забегу. Ты, Вера, не права, ты все взвесь, - тут Нина остановилась, испугавшись, как бы Настасья Степановна не учуяла в ее словах чего-либо дурного или тайного, и, помолчав, добавила: - Вы уж, теть Насть, с Верой не ругайтесь. Не надо сейчас.
- Я тебя провожу чуть-чуть, - сказала Вера.
Нина уходила, Настасью Степановну перед тем за плечи обняв: мол, тетя Настя, все обойдется- образуется. Вера остановила подругу в сенях, стала говорить, смущаясь собственной слабости, страдая оттого, что открывала Нине запретное, обнажала свою неотвязную тревогу, которую держать бы ей про себя, но и держать про себя не могла, и ждала теперь, чтобы Нина успокоила и обнадежила ее.
- Знаешь, Нинк, чего я боюсь-то? - говорила Вера, волнуясь. - Вот Сергей приедет и все узнает...
- Ну и чего?
- Ну, как чего? Как у нас будет-то с ним?..
- Если он от тебя отвернется, значит, и цена ему грош. И жалеть тогда о нем не стоит.
- А может быть, он и не отвернется, а все равно не будет уже ничего хорошего...
- Не надо, Верк, вот помяни мое слово, все хорошо у вас сложится.
Уходя совсем, она шепнула Вере:
- Верк, я за тебя боюсь. Слово дай, что ничего не выкинешь, пока не вернется Сергей. А?
- Ладно, - сказала Вера, - хватит об этом.
Нина ушла, уехала, спасибо ей, подумала Вера, в электричке она еще погорюет о тяжкой судьбе подруги, а потом московская жизнь отдалит от Нины Верины беды, и ничего тут не поделаешь. Вера вздохнула. Вошла в комнату. Мать сидела у стола.
- Ну что, - сказала Вера, предупреждая атаку матери, - обязательно при людях надо устраивать крик?
