Нельзя было так!' - 'А как?' - спросил Виктор Сергеевич. 'Я не знаю, как! Но не так!' - 'Видите ли... - сказал Виктор Сергеевич уже сердито и прижал подбородок к груди. - Я удивлен тем, что теперь вы...' Тут Вере стало неловко оттого, что она слушает чужой разговор, и она быстро пошла на улицу, не сказав следователю ни слова. Ей показалось, что она видит его в последний раз. Так оно и вышло.
Мать ждала Веру у крыльца агитпункта. Мимо них пробежала Творожиха, суетливо заскочила вперед и остановилась в любопытстве прямо перед Навашиными. Глазки ее остренько поглядывали снизу вверх, не было в них обычной приторной сладости, они ехидничали нынче или злорадствовали, обещали: 'Ужо тебе еще покажут...' Постояв, Творожиха покачала головой с печалью, словно Вера видением из Апокалипсиса сообщала ей о близком конце света, и сказала: 'Срам-то какой, всю задницу видно!' Веру смутила на мгновение неожиданная воинственность Творожихи, но тут же она крикнула, да так, что всей улице было слышно: 'А ну, пошла отсюда, старая семечка!' И Творожиха, опомнившись, припустилась по улице, тощие загорелые ноги ее с синими узлами вен мелькали впереди, черная ситцевая юбка била по кустам репейника. Творожиха оглядывалась, но не для того, чтобы пригрозить Вере из недоступного места, а от страха, и Вере стало жалко ее. 'С чего она вдруг осмелела?' - подумала Вера.
Виктор Сергеевич видел, что Навашина направилась было к нему, но, закончив разговор с учительницей Спасской, он не нашел Веру ни в агитпункте, ни на улице. Идти же к ней домой настроения у Виктора Сергеевича не было.
'Экая дама! - думал Виктор Сергеевич о Спасской. - Ведь сама же упрашивала меня решить дело по- людски...' Ему было обидно. В прошлый разговор со Спасской, казалось ему, они нашли общий язык и поняли друг друга, и теперь Виктор Сергеевич ожидал от старой учительницы поддержки, может быть, он и ехал сюда для того, чтобы услышать от людей, и в первую очередь от таких, как Спасская, слова одобрения, а она пошла на него в атаку.
То есть он и сам не знал теперь, зачем он согласился приехать сюда. Когда Виктору Сергеевичу предложили по линии общества 'Знание' прочесть в Никольском лекцию о необходимости изучать законодательство, он поначалу отказался. Лекция такая была бы полезной. Ведя следствие, он то и дело сталкивался с элементарной юридической неграмотностью никольских жителей, но теперь-то, после сомнения прокурора, каково ему было появляться в Никольском! Однако, поразмыслив, Виктор Сергеевич понял, что просто трусит. Будто он нашкодил в Никольском и боится туда ехать. А ведь он по-прежнему считал себя правым. Виктор Сергеевич посчитал, что он перестанет уважать себя, если не поедет в Никольское. Он при этом хотел показать и Колесову, и Десницыну, что и теперь его нисколько не пугает встреча с жителями поселка. Конечно, в самом факте его поездки с лекцией в Никольское была определенная неловкость, но районный прокурор, выслушав слова Шаталова о просьбе общества 'Знание', сказал ему: 'Поезжай'.
Необходимость поездки в Никольское Виктор Сергеевич объяснял еще и тем, что, кончая дело и будучи уверенным в том, что районный прокурор поддержит его, он обещал - самому себе в первую очередь - взять парней и Навашину под свой контроль и опеку, горячо обещал, но что он знал теперь об их жизни в последние недели? Да ничего! Понятно, сейчас, когда дело было передано Десницыну, ему полагалось быть лицом нейтральным, сторонним наблюдателем, ни о контроле, ни об опеке и речи пока не шло, но жизнью- то своих бывших подследственных он должен был интересоваться, раз обещал и им и себе.
Вот он и поехал в Никольское. Из разговоров в поселке выяснилось: многие считают, что дело прекращено. Узнал он и то, что Колокольников, ангелом сидевший на беседах с ним, ведет себя в компании с Рожновым нагло, а родственники его, как и родственники Чистякова, распускают в поселке всякие гадости про Навашину. 'Разговоры о Навашиной вы сами должны пресекать, сказал Виктор Сергеевич. - А парни успокоились зря'.
Все это было неприятно. А еще неприятнее было то, что Виктор Сергеевич, три недели отсутствовавший в Никольском, ощутил вдруг, что судьбы парней и Веры Навашиной стали для него как бы чужими и далекими. И это даже теперь, в чрезвычайно серьезной для него ситуации! То есть выходило, что судьбы эти и их дальнейший ход интересовали Виктора Сергеевича уже не сами по себе, а в той лишь мере, в какой они имели отношение к его собственной судьбе. Конечно, Навашину и парней оттеснили другие подростки, другие судьбы, вошедшие в последние недели в жизнь Виктора Сергеевича, так и всегда бывало. Скверно было то, что в Никольском Виктор Сергеевич до боли ясно почувствовал: он потихоньку в служебной суете забыл бы и о парнях, и о Навашиной, и о своих обещаниях. То есть помнил бы, конечно, о них, но так, среди прочих очередных и живых дел... Снова бы давал обещания съездить в Никольское, да в суете не успевал бы...
'Неужели и вправду я краснобай и дилетант? - расстроился Виктор Сергеевич. - Благие намерения - и все попусту... Да и для любительства-то моего, наверное, не пришло время...' Тут же Виктор Сергеевич себе возразил: 'Однако и прежние дела остывали, уходили в прошлое, но ничего дурного не случалось... Конечно, я должен был помнить о никольских парнях, а они обо мне, но разве нянькой я собирался им стать? А Навашина... Ведь уговаривал я ее уехать из Никольского... Значит, нервы крепкие, выдержит...' В электричке Виктор Сергеевич несколько успокоился. Позицию свою он менять не думал, знал, что будет отстаивать ее. Душевное же отдаление от судеб парней и Навашиной он оправдал тем, что отстранен от этих судеб и не имеет права вмешиваться в жизнь чужих подследственных. От этих мыслей ему стало легче. Хотя, возможно, он и обманывал себя.
На службе Виктор Сергеевич решил зайти к Десницыну. Десницын на днях вернулся из Винницы, где был в командировке, и вот получил в придачу к своим делам еще и никольскую историю. Виктор Сергеевич знал, что Десницын отнесся к поручению прокурора без особой радости. И незаконченные дела у него были нелегки, а главное - каково идти по следам товарища по работе и перепроверять его? Несмотря на споры, порой и с обидами, о сути их ремесла, несмотря на несовпадение иных житейских взглядов, Шаталов и Десницын относились друг к другу по-доброму и с профессиональным уважением. Виктор Сергеевич ставил сейчас себя на место Десницына. И ему было бы неловко и неприятно вести следствие после Десницына. 'Вот, брат, такая история', - как бы смущаясь, сказал ему Десницын, посетив кабинет Колесова. 'Ну что ж, копай, копай, - сказал тогда Виктор Сергеевич. - Докажешь, что я болван, и я пойду в электрики'. - 'В какие электрики? - возразил Десницын. - Ты пойдешь в педагоги...' Копать-то Десницын будет, но ведь не под него! Какая Десницыну корысть. Человек он был порядочный и, конечно, должен был отнестись к делу и выводам Шаталова без всякой предвзятости. Без всякого желания подтвердить фактами горячие слова, брошенные им Шаталову весной в запале спора: ты, мол, и не следователь, а краснобай и дилетант. И понимая, как может повлиять на судьбу товарища его расследование. Вроде бы ничего и не должно было измениться в отношениях Шаталова с Десницыным, однако изменилось. Возникло напряжение. Общительный, веселый Десницын пытался это напряжение истребить, но Шаталов вел себя с ним довольно холодно и как бы предупреждая: 'Вот кончишь с никольским происшествием, тогда и поговорим по- человечески...' Он старался не попадаться на глаза Десницыну и уж никаких слов о никольском деле не произносил при встречах с ним.
Теперь он зашел к нему сам и поинтересовался, начал ли Десницын заниматься никольской историей.
- Во вторник съезжу, осмотрю место происшествия, - сказал Десницын, - и вызову к себе Навашину, парней с родителями. Турчкова придется ждать из Кинешмы. А сейчас вот заканчиваю бумаги о песковском убийстве.
- Винница что-нибудь дала?
- Кое-что дала, - сказал Десницын.
- Я зачем пришел. Был в Никольском. Читал лекцию. Там волнуются, а толком не знают, дело прекращено или нет.
- Может, для следствия и лучше?
- Может, и лучше... Но ведь людям и определенность нужна.
И Виктор Сергеевич рассказал о болтовне вокруг Навашиной и о том, как ведут себя Колокольников с Рожновым. Потому он и зашел к Десницыну. Посчитал, что не сообщить об этом будет нечестно.
- Спасибо, - сказал Десницын. - Приму к сведению... А определенность людям, естественно, нужна.
- Зависти у меня к тебе, прямо скажу, нет. Дело все же очень сложное и все в изгибах.
- Слушай, а может быть, ты просто растерялся? - спросил Десницын.
- Чего растерялся?
- Ну... Опрокинул на себя целый мир и растерялся, не зная, как тебе, Виктору Сергеевичу Шаталову, тут
