– Кто это высказался? – поинтересовался он ледяным тоном.
Но лучник не струсил.
– Я, – произнес он. Это был широкоплечий парень лет двадцати двух с очень светлыми, почти бесцветными глазами, в которых резко выделялись черные точки зрачков.
– Петипас, за распущенность отсидишь трое суток на одной воде.
Солдат побледнел от злости и скрипнул зубами.
– Так он, ваше благородие, не со зла, – вступился Брандскугель. – Он же только в том смысле, что для допроса и одного хватит…
– Молчать! – рявкнул Ингольв. Однако наказывать Брандскугеля не стал и, судя по тому взгляду, который Петипас бросил на толстяка, мстительный лучник отметил это про себя.
Ингольв велел связать обоих хэнов. Глядя, как Дагоберт, затягивая узлы, пыхтит от усердия, капитан покачал головой. Как бы совсем не удушить бедняг этими веревками.
Кари теперь молчал. Слезы потихоньку сползали по его коричневым щекам и исчезали в складках плаща. Кабари так и связали, не сняв капюшона с его лица, – оно и к лучшему, поскольку могильная тьма действовала на него успокаивающе.
Связанные хэны были погружены на Брандскугеля и доставлены в замок. С оглушительным грохотом захлопнулись за ними ворота.
Возле донжона Ингольв остановился.
– Дагоберт, забери у Петипаса лук. Отведешь на гауптвахту.
– В железо заковать или как, ваше благородие? – уточнил Дагоберт, с готовностью хватая Петипаса за шиворот.
– В железо не надо. Просто под замок.
Дагоберт ухмыльнулся.
Но капитан уже отвернулся от него.
– Остальные свободны. Одо, иди за мной.
Толстяк со своей легкой ношей затопал по ступенькам, поднимаясь вслед за капитаном к личным покоям Торфинна.
Они застали чародея в том же кресле и в той же позе. Казалось, с тех пор, как Ингольв вышел из комнаты, Торфинн ни разу не пошевелился. Услышав шаги и стук захлопнувшейся двери, Торфинн открыл глаза.
Повинуясь жесту командира, Одо Брандскугель свалил пленников на пол. Кари начал барахтаться, Кабари же лежал неподвижно, как полено, и, видимо, полностью покорился своей участи.
Несколько секунд капитан наблюдал за тщетными попытками Кари утвердиться на ногах, потом наклонился и подхватил его. Широкой жесткой ладонью Ингольв провел по лицу скального хэна, стирая с его щек пыль, пот и слезы и убирая с глаз огненные пряди волос.
– Хорошо, – прозвучал низкий медленный голос, и Кари невольно приоткрыл рот, глядя на громадную черную фигуру Торфинна. – Хэн. Как звать?
Кари молчал. Торфинн выжидательно посмотрел на Вальхейма, но тот продолжал удерживать Кари за хрупкие плечи и явно не собирался бить его. Торфинн еле заметно двинул плечом.
– Я спросил твое имя, хэн, – повторил чародей.
Связанный Кабари судорожно задергался на полу и придушенно завизжал сквозь капюшон:
– Не трогайте его! Он еще совсем молодой! Ему и двух сот нет, откуда умишке взяться? Кари, Кари его зовут. Кари, почему ты молчишь? Они уже убили тебя?
– Нет, – сказал Кари, не поворачиваясь в его сторону.
– Ладно, – произнес Торфинн. – Скажи мне, Кари, что ты знаешь о морастах, о болотных людях? Если ты знаешь достаточно, это спасет тебе жизнь.
– Они наши соседи в мирах Элизабет.
Торфинн с размаху хлопнул ладонями по хрустальным шарам, украшавшим его кресло, и золотой перстень зазвенел, ударившись о камень.
– Не прикидывайся глупеньким, Кари. Я спрашиваю о тех двоих, что были у тебя в гостях.
– Учтивые и отважные воины, – сказал Кари и поднял свои круглые брови, собирая лоб в складки. Судя по этому жесту, он не относил Торфинна и его подручных к той же категории.
– Кто надоумил их прийти в мой замок?
Ингольв почувствовал, как дрогнули и напряглись под его ладонями плечи Кари.
– Я, – сказал он.
– Нет! – завопил простертый на полу Кабари. – Он наговаривает на себя! Не слушайте его!
Одо Брандскугель занес над Кабари сапог из жесткой кожи и, стоя на одной ноге, вопросительно посмотрел на капитана. Ингольв покачал головой. С тяжким вздохом Брандскугель поставил ногу на место.
– Так да или нет? – спокойно спросил Ингольв.
Кари покосился на него круглым птичьим глазом.
