медленно открыл глаза.
Вот он, паренек, которого Дин когда-то знал и любил.
– Эрик…
Дину хотелось, чтобы голос звучал не так глухо. Он попытался улыбнуться.
– Не надо, братишка, не старайся ради меня.
– Не стараться… что?
– Не пытайся притворяться, что ты не шокирован моим видом. – Эрик протянул дрожащую руку, взял с прикрепленного к кровати подноса розовую пластмассовую чашку с соломинкой и стал медленно пить. Затем он поднял голову.
Глаза у него слезились, но Дина поразило их выражение: душераздирающая честность. – Не думал, что ты приедешь.
– Разве я мог не приехать? Тебе нужно было сказать мне… раньше.
– Как я когда-то признался, что я гей? Поверь, братишка, я давно понял, что мои родственники плохо воспринимают дурные новости.
Дин боролся со слезами, но проиграл и сдался. Это были слезы, которые проникают в самое сердце. Он почувствовал жгучий стыд. Раскаяние, сожаление, скука, предвкушение, целеустремленность – вот чувства, которые вели Дина по жизни. С этими чувствами он умел справляться, умел ими манипулировать и их компенсировать. Но чувство, которое Дин испытывал сейчас, было для него новым: тошнотворное ощущение, что он плохой человек, ведь он глубоко ранил своего брата, знал об этом и ничего не сделал, чтобы исправить положение. Эрик слабо улыбнулся:
– Но сейчас ты здесь. Этого достаточно.
– Нет, ты так долго болел… один.
– Не важно.
Дину хотелось убрать с влажного лба Эрика жидкие пряди волос, ободрить его своим прикосновением, но, когда он потянулся к нему, руки дрожали, и он опустил их. Он так давно никого не утешал, что даже не помнил, когда это случилось в последний раз.
– Нет, важно, – сказал он охрипшим голосом.
В эту минуту Дин отдал бы что угодно за возможность стереть прошлое, вернуться в то давнее воскресное утро, услышать от брата то злополучное признание и просто порадоваться за него. Но как это сделать? Как могут два человека вернуться в прошлое и развязать запутанный узел, который затягивали каждое мгновение своей жизни?
Эрик улыбнулся и сонно попросил:
– Братишка, просто поговори со мной. Просто поговори, как бывало.
Глава 5
Среди ночи зазвонил телефон. Руби застонала и посмотрела на часы, плохо видя спросонья. Пятнадцать минут второго.
– Проклятие!
Наверняка звонит какой-нибудь репортер. Она протянула руку через пустую половину кровати, схватила трубку, потом перекатилась на спину и буркнула:
– Ну кто там еще?
– Ты очень любезна.
Руби сонно рассмеялась:
– Каро, это ты? Извини, я думала, звонит очередной стервятник из «Тэтлера».
– Мне они не звонят. Конечно, я же не сделала себе карьеру, оплевывая мать.
– Это не бог весть какая карьера.
Руби прислонилась спиной к грубо оштукатуренной стене. В трубке было слышно, что на другом конце провода заплакал ребенок, точнее, завыл на высокой ноте. Такой звук могла выдержать только собака.
– Господи, Каро, как ты там живешь? Наверное, все время глотаешь таблетки от мигрени. Неужели младенец Иисус тоже так скулил?
– Мама попала в автокатастрофу.
Руби ахнула:
– Как это произошло?
– Не знаю. Знаю только, что она в Бейвью. Кажется, вела машину в пьяном виде.
– Но она же не пьет… то есть раньше не пила.
Руби отбросила одеяло и встала, сама не зная зачем, просто испытывая внезапную потребность двигаться. Прижимая к уху трубку радиотелефона, она прошла в темную кухню и посмотрела в просвет между занавесками на ночную улицу. Розовая неоновая вывеска мигала и потрескивала. Руби провела рукой по влажным от пота волосам.
– В каком она состоянии?
– Не знаю. Завтра утром я отвезу детей к свекрови и сразу же помчусь в больницу. Но я не хочу делать это в одиночку. Ты приедешь?
