– Даже не знаю. Моя машина…
– Руби, для разнообразия подумай о ком-нибудь, кроме себя! Возможно, мама умирает!
Руби тяжело вздохнула:
– Ладно, приеду.
– Я позвоню в «Аляска эрлайнз» и закажу тебе билет по своей кредитной карточке. Ты получишь его у регистрационной стойки.
– Можешь этого не делать, у меня появились деньги.
– У тебя? Здорово!
– Завтра днем я буду на месте.
Повесив трубку, Руби стала расхаживать взад и вперед по комнате, обхватив себя руками. Она не могла остановиться. Руби всегда злилась на свою так называемую мать, пожалуй, даже не могла припомнить момента, когда она ее
Она закрыла глаза и не сразу поняла, что мысленно молится.
– Прошу тебя, позаботься о ней, – прошептала она и, помолчав, добавила непривычное для себя слово: – Пожалуйста.
Проснувшись утром, Нора в первый момент испытала острый, леденящий душу страх. Она лежала в незнакомой, скудно обставленной комнате, на чужой кровати.
Затем она все вспомнила.
Она попала в автокатастрофу. Ее везли на «скорой помощи»… красная мигалка… металлический вкус крови во рту… удивление, появившееся на лице молодого медбрата, когда он понял, кто его пациентка.
Потом были врачи. До и после того, как ей делали ре рентгеновский снимок, с ней говорил ортопед. «Серьезный перелом выше щиколотки, трещина в кости ниже колена, растяжение запястья».
Когда он это сказал, она заплакала.
И вот теперь ее нога в гипсе. Нора не видела его под одеялом, но чувствовала. В ноге покалывало, болела кость, кожа чесалась.
Она вздохнула, чувствуя одновременно жалость к себе и стыд. Сесть пьяной за руль! Мало того что фотографии, опубликованные в «Тэтлере», сломали ей карьеру, так она добавила к списку своих прегрешений еще одно преступление.
Ждать, когда репортеры нападут на ее след, не долго. Кому-нибудь из больничного персонала наверняка придет в голову – на информации о том, что Нора Бридж находится в Бейвью, можно неплохо заработать. Отчет о происшествии потянет на несколько тысяч.
В дверь коротко и решительно постучали. В палату стремительно вошла Кэролайн. Она держалась прямо, только руки теребили сумочку, выдавая волнение. На Кэролайн были кашемировые брюки верблюжьего цвета и свитер в тон, белокурые волосы с платиновым отливом безукоризненно подстрижены и заправлены с одной стороны за ухо. В ушах сверкают серьги с крупными бриллиантами.
– Здравствуй, мама.
– Здравствуй, дорогая. Как мило, что ты приехала.
Слова прозвучали так отчужденно, что Норе стало стыдно. Последние несколько лет они с Кэролайн честно пытались вернуть прежнюю близость. Нора вела себя со старшей дочерью очень осторожно, всегда предоставляя ей возможность сделать первый шаг. Но теперь все достигнутое полетело к чертям. Нора видела, что они снова отдалились друг от друга. Давно, уже много лет, она не видела такого холода во взгляде старшей дочери.
Кэролайн быстро взглянула на мать и не то улыбнулась, не то поморщилась, отчего стала казаться какой-то незащищенной. Неловкое молчание, повисшее в палате, было для Норы невыносимо, и она ляпнула первое, что пришло в голову:
– Врачи сказали, мне придется несколько дней передвигаться в инвалидной коляске. Пока запястье не окрепнет настолько, чтобы я могла пользоваться костылями.
– Кто же будет о тебе заботиться?
– Э-э… об этом я как-то не подумала. Наверное, найму кого-нибудь, это будет нетрудно. – Она все говорила и говорила без умолку. Любые слова лучше, чем неловкое молчание. – Главный вопрос в другом: куда мне деваться? В квартиру я вернуться не могу, репортеры взяли дом в осаду. К тому же мне нужно находиться поблизости от врачей.
Кэролайн подошла к кровати.
– Ты можешь пожить в летнем доме. Нам с Джерри все как-то не хватает времени туда выбраться, а Руби на остров ни ногой. Старый дом стоит без дела…
«Дом на Летнем острове, – подумала Нора. – В двух шагах от Эрика. Вот было бы замечательно!» Она посмотрела на дочь:
– Ты готова сделать это для меня?
В ответном взгляде Кэролайн сквозила глубокая грусть.
– К сожалению, ты меня совсем не знаешь.
Нора снова откинулась на подушки. Кажется, она опять сказала что-то не то.
– Извини.
