Я наблюдал за ними и прозревал: Пит Харрис добряк, он нежен с Эмили, да и как можно иначе! Я наконец понял, что Эмили никогда уже не будет пятнадцать лет. Никогда. Она почти ровесница моей мамы. Эмили славная, добрая и чуткая. Такой я ее и запомню. И лишь изредка, увидев на какой-нибудь женщине золоченые серьги, может быть, испытаю сладкую тоску, смущение и грусть в память о первой любви…
Глава 7
— Здесь, по крайней мере, тепло, — сказал Пит Харрис. — Помню зимы в Небраске — убийственный мороз. Уж если придется снова попрошайничать, лучше делать это в таком климате. В тепле и голод нипочем.
— Да, — отозвался я, — это верно. И все же…
— Ты решил отправиться к тому водителю грузовика? Он вам с Джоем вместо отца, верно?
Так оно и было, но мне не хотелось признаваться, к прикусил губу и промолчал.
— Джош, сам знаешь, я бы рад вам помочь. Может быть, через несколько месяцев удастся начать все сначала. Впрочем, не уверен. Денег в обрез, не знаю, даст ли мне кто-нибудь взаймы. Сейчас я совершенно на мели, а ведь мне надо позаботиться об Эмили в ребятишках. Не хочется бросать вас на произвол судьбы. Когда удастся вновь открыть дело, для вас с Джоем нашлась бы работа. Но на это потребуется примерно полгода.
— Понятно, — ответил я. — Мы в так вам благодарны за все. Не беспокойтесь о нас — мы с Джоем не пропадем. Я скопил почти весь свой заработок, Джой тоже денег не транжирил. У меня в бумажнике восемнадцать долларов.
— Вот как? Этого хватит надолго, если вы будете бережливы. Путешествовать можете бесплатно, на попутных машинах. Пожалуй, лучше всего вам поехать в Небраску, к этому водителю. Видно было, что вы ему полюбились. Только вот сможет ли он помочь? Впрочем, и горе не беда, если рядом близкий человек.
Он достал кошелек и вынул из него два доллара.
— Это для ровного счета, Джош. Не надо меня благодарить — ты эти деньги заработал. Зрители толпились вокруг пианино, слушая твою игру. Ты принес мне пользу. Ну ладно, — он протянул мне руку, — с богом, парень. Братишку береги. Мы крепко пожали друг другу руки. Я уже больше не дулся на Пита Харриса. Многие вещи видел я теперь в ином свете, со многим готов был примириться. Но все же нам необходимо расстаться, чтобы не слышать, как Пит Харрис называет Эмили «крошкой». Придется покинуть эти теплые, приветливые края, добрых, отзывчивых людей. Я понимал, что поступаю глупо. Трудно объяснить причину, но оставаться на Юге я не мог. После обеда я зашел к Эмили попрощаться. Она во- прежнему была белой, как полотно, и голос ее звучал как-то неестественно. Общее наше горе особенно больно ударило по Эмили, но она не жаловалась, не устраивала истерик, как Флоринда. Она испекла для Джоя печенье с патокой, а один из ее сынишек подарил нам мешочек кедровых орехов. Порывшись в связанных в тюки спальных принадлежностях, она достала шерстяное одеяло и настояла, чтобы я взял его. Когда я собрался уходить, Эмили, как и в тот памятный вечер, накрыла мою руку своей ладонью.
— Никогда тебя не забуду, Джош. Желаю всего самого доброго. Ты будешь мне писать?
— Хорошо, — пообещал я, хотя знал, что мне это будет нелегко.
Она протянула мне листок:
— Посылай письма по адресу Пита в Батон-Руже.
— Хорошо, — повторил я, как безмозглый попугай.
Она больше ничего не сказала. Мм молча смотрели друг на друга.
— Я всегда буду думать о вас, Эмили, — выпалил я под конец.
— Спасибо, Джош, — она слегка улыбнулась.
Я отвернулся, но не выдержал и снова поглядел на нее, помахал рукой. В ответ она тоже подняла руку, а потом вошла в вагончик. Вместе с Джоем мы долго искали Эдварда С., но все без толку. Наконец нам попался Блеган, он сунул мне конверт.
— Вот вам от Эдварда С., — сказал он писклявым, детским голоском. — Какой глупец! Забился в угол и ревет навзрыд из-за того, что вы уезжаете. «Господи, — толкую я ему, — нам же лучше. Пока этот дуралей, Пит Харрис, начнет все сначала, нужно подыскать работенку, и лишние конкуренты нам ни к чему». Так ему в сказал. А он все ревет, попросил найти вас и передать это.
Не помню уж, сказал ли я спасибо Блегану. Он отдал мне письмо и умчался прочь, прежде чем я распечатал конверт.
Я сложил листок вчетверо и спрятал в одном из отделений бумажника. Мы вышли в путь уже к вечеру; дважды нас немного подвезли попутные машины — к наступлению темноты мы отъехали всего на двадцать миль от Батон-Ружа. Потом нас подобрал водитель грузовика и провез целых пятьдесят миль на север. В отличие от Лонни, этот водитель рта не закрывал — спешил выговориться, иногда обращаясь непосредственно к нам, но чаще без всякого адреса. Твердил, что в народе нарастает гнев; безработные и голодающие вот-вот поднимутся против власть имущих, которые довели страну до нынешнего хаоса.
— Близится поворотный момент в нашей истории, — ораторствовал он, и голос его становился все громче. — Плюньте в лицо тому, кто утверждает, что в безработице и голоде повинен господь бог. Все напасти от людей. И подлинные виновники скоро пожнут бурю!
Мы слушали и помалкивали, а у него от крика срывался голос.
— Если ничего не изменится, вот увидите — кое-кому несдобровать!
Остановив грузовик в том месте, где нам пора было вылезать, он тяжело опустил руку мне на плечо.
— Не забудь, — сказал он хрипло, — никогда не забывай, как наша система обошлась с тобой и тысячами тебе подобных. Ваше поколение принесли в жертву, сколько детей голодает. Помните об этом, а когда подрастете, постарайтесь покончить с несправедливостью.
Его слова разбередили мне душу. В его голосе и повадках была какая-то одержимость.
Еще через несколько дней мы набрели на группу мужчин, которые варили что-то на костре у железнодорожного полотна. Они пригласили нас отведать жаркого из кролика, шипевшего в старой жестянке: прекрасное жаркое, соли маловато, но горячее и сытное. Покончив с едой, один из мужчин поднялся на ноги и громким голосом обратился к остальным, точно проповедник, Суть его слов была той же, что и у водителя грузовика.
— Это называется «демократия»? — возмущенно вопрошал он. — Люди голодают, бьются в нужде. Но живут они при «демократии». Чего же, мол, еще желать! «Демократия — вот что важно», даже если голодаешь, мерзнешь, если тебя втаптывают в грязь. Я так скажу: если от демократии нет проку, ее надо выбросить на свалку. Вот вы готовы взяться за любую работу, согласны на черствый хлеб и не просите отбивных; вам внушили, будто это страна равных возможностей. Скажите мне: можно ли демократией накормить голодных детишек, дает ли она вам право высоко держать голову, гордиться своей страной? Какая же польза от демократии?
— Никакой, Том! — закричали мужчины. — Ты прав. Демократия нам ни черта не дает, она не для бедных и отверженных.
— Стало быть, вы согласны со мной. Значит, надо ждать перемен. Таких перемен, чтобы тем, кто нами правит, пришлось уносить ноги.
Он еще долго говорил. Постепенно люди стали расходиться кто куда. Один мужчина прошагал часть
