приносят несчастье. Раньше там собиралось много народа, молились, приносили в жертву овечек, коров, молодых жеребят. Буряты старались задобрить духов. Однако молитвы мало помогали. Народ жил в этих местах очень бедно. Редкий год не было падежа скота. В голодные годы люди питались семенами лебеды, дробленой корой лиственниц. Большинство бурят батрачило у богатых. Хозяин платил мало, а работать заставлял много. За каждую пропавшую овечку он бил батрака плетью, заставлял работать бесплатно. Только Советская власть принесла бурятскому народу избавление от нужды и дала хорошую жизнь. Молодые буряты не ходят на эту гору молиться и просить у богов милости, они сами строят новую жизнь.
— А старики до сих пор верят в добрых и злых духов? — спросил я Доржа.
— Кто их знает? Может, и верят, но на гору тоже не ходят. Однако боятся.
Бурят замолчал, набил табаком свою трубку и, взяв из костра прутик с угольком на конце, прикурил. Потом он с удовольствием стал затягиваться дымом, посматривая на всех острым прищуренным взглядом. Огненные пляшущие блики ложились на его смуглое лицо.
Я невольно залюбовался его спокойной позой. В этот момент Дорж был похож на древнего ламаитского бурхана, изображение которого я как-то видел в Томском музее.
Рассказ Доржа вызвал у меня еще большее желание скорее подняться на вершину дикой сопки, самому обследовать ее окрестности и развеять страхи местных жителей.
Побыв у костра еще немного, я поднялся и направился в палатку начальника партии Кордикова. Он сидел за небольшим походным столиком, рассматривая геологическую карту района наших работ. Сразу же, с места в карьер, я попросил:
— Разрешите мне сделать маршрут на Хан-Улу?
Кордиков с удивлением посмотрел на меня и мягко сказал:
— Конечно, такой маршрут заманчив. Но у нас сейчас так много работы по геологическому изучению трассы, что вряд ли можно выкроить время.
Но я принялся всячески уговаривать его:
— Это займет не больше трех дней. И ведь трасса должна пройти в непосредственной близости от этой сопки. Согласитесь, что для пользы дела нам обязательно нужно ее обследовать.
— Ваш довод, конечно, убедителен, — задумчиво произнес он. — Я, пожалуй, скрепя сердце согласился бы на такой поход, но при одном условии — пойдете пешком и только с одним рабочим. Согласны?
В душе я очень обрадовался, но внешне не показал этого и сказал твердо:
— Мне нужно взять хотя бы двух рабочих. Ведь это не прогулка. Мы должны захватить инструмент, продовольствие минимум на неделю и одежду. И вернуться с рюкзаками, набитыми геологическими образцами. Иначе незачем идти.
— Хорошо, — согласился Кордиков, — уговорили. Берите двух рабочих. В путь можете отправиться завтра же. Только имейте в виду, что по возвращении вам придется наверстать упущенное и поработать вдвойне.
Нечего и говорить, как я был доволен результатами переговоров. В спутники я взял, конечно, Доржа, который хорошо знал местность, и молодого рабочего Сеню, с большой радостью согласившегося на этот поход.
Я разбудил их еще затемно. Наскоро собрав все необходимое, мы отправились в путь. Над небольшой долиной, где находилась база нашей партии, висела плотная вата густого тумана. Вначале мы шли в непроницаемой мгле, ориентируясь только по горному компасу. Поднявшись на один из холмов, мы оказались уже в более разреженной пелене тумана. Впереди виднелась цель нашего похода — высокая каменная громада — Хан-Ула. Подобно стражу этих древних степей, она возвышалась над всхолмленной равниной, точно опрокинутое ведро. Ее плоская, будто ножом срезанная вершина, заросшая по краям лесом, господствовала над окружающей местностью. Что же там ждет нас?
Немного передохнув, мы продолжили путь. Я обратил внимание, что Дорж то и дело с тревогой посматривает на небо и хмурит густые черные брови.
— Ты чем-то озабочен? — не выдержав» спросил я,
— Однако худой будет день.
— С чего ты взял?
— Сам увидишь, — коротко бросил бурят.
Действительно, по мере того как солнце поднималось к зениту, воздух нагревался все сильнее. Мы нещадно потели. Идти становилось все труднее. Рюкзаки давили на плечи. Не имея возможности укрыться где-нибудь в тени и передохнуть, мы едва передвигали ноги. А гора, маячившая перед нашими глазами, приближалась крайне медленно. Порой нам казалось, что она даже удаляется от нас.
Когда солнце склонилось к закату, мы, наконец, подошли к подножию сопки и сделали привал у небольшого родничка, выбивавшегося из-под скалы. Северный склон, по которому нам предстояло подняться на вершину Хан-Улы, был богат растительностью. Здесь изобиловала пушистая даурская лиственница, перемежаясь редкими стволами берез. Вдоль узких карнизов, в расселинах отвесных скал густо росли кусты пахучего багульника. Вокруг сплошным ковром расстилались заросли бадана. Чудесное место! Не сравнить с выжженной солнцем холмистой агинской степью. В лесу на разные голоса пели птицы. Вот раздался дробный стук неутомимого дятла, долетел отрывистый голос желны. А вот с ближайшего дерева на другое, распустив пушистый хвост, перемахнула белка. Из-под раскидистого куста бузины выскочил сероватый зайчишка и, увидев людей, ринулся в гору, высоко вскидывая задние лапы, помахивая коротким хвостиком.
Но нам некогда было любоваться дивными красотами этого уголка забайкальской природы, следовало заняться делом. Осмотр обнажений показал, что склон горы с этой стороны сложен плотными сероватыми кварцитами, мало интересными геологически.
— Теперь давайте помаленьку подниматься на сопку, — закончив осмотр, предложил я спутникам.
И тут Дорж, всю дорогу молчавший, неожиданно сказал:
— Однако моя бы воля, ни за какие деньги не полез бы на эту проклятую гору!
— Почему так говоришь? Ведь ты добровольно пошел в маршрут!
— Нет. Не по своей воле пошел. Начальник посылает — нельзя отказаться, — угрюмо ответил бурят.
Он больше не вымолвил ни слова и только, пока мы поднимались, все время оглядывался по сторонам, точно опасаясь кого-то.
Я не придал этому большого значения. В пути я занимался обследованием склона, приводил в порядок дневниковые записи, и день прошел незаметно. Переночевать решили здесь, на склоне, а утром со свежими силами отправиться дальше.
Ночь прошла спокойно.
Ранним утром, умывшись родниковой водой и наскоро позавтракав, мы начали подъем по одному из распадков. Путь нам то и дело преграждали поваленные деревья и каменные осыпи. С первых же шагов стали попадаться большие гадюки, которые при нашем приближении тотчас скрывались в густой траве.
— Осторожней! — предупредил Дорж. — Смотрите под ноги! Не подходите близко к кустам.
Предупреждение оказалось не лишним. Через минуту я вдруг увидел на кусте бузины огромную гадюку. Она спокойно растянулась на толстой ветви и покачивала маленькой головкой, явно выискивая жертву. Сеня, конечно, не смог пройти мимо. Взяв палку, он тут же прикончил змею.
Осторожно, шаг за шагом преодолевали мы трудный подъем. Порой нам приходилось продираться сквозь густые заросли подлеска, ветки больно царапали лицо и обнаженные руки. Не раз еще мы натыкались на змей, действительно облюбовавших это безлюдное место.
Но вот трудный подъем закончен, и мы на вершине сопки.
С высоты этой горы, господствующей над всей окружающей местностью, мы увидели неповторимый безбрежный простор забайкальских степей и на мгновение замерли в восторге. К западу простиралась обжитая долина реки Ага. За ней просматривались отроги Могойтуйского горного хребта. Далеко на севере возвышались горы Борщевочного хребта, поднявшие к небу острые вершины. Отроги этого сурового хребта уходили в северо-восточном направлении далеко за горизонт.
А на востоке, насколько хватало глаз, раскинулись нетронутые плугом ковыльные степи, прорезанные голубой лентой быстрого Онона. Взглянув на юг, я увидел всхолмленную степь с разбросанными по ней
