обстановке.
На базе одной крупной круглогодично работающей геологической партии нам показали медвежонка, подобранного в тайге. Он уже давно жил в партии, постепенно рос и, не имея толкового воспитателя, который бы приучил его к порядку, начал «шкодить» в непривычной для него обстановке. Пришлось посадить зверюшку на цепь. От этого характер медведя стал еще хуже. Не помогло даже общение с детишками геологов, которые прибегали иногда поиграть с мишкой. Потом мне передавали, что этот медведь с трудом перезимовал, стал злобным и опасным для окружающих, и, как следовало ожидать, жизнь его оборвалась трагически. К вольной таежной жизни он оказался неприспособленным, а среди людей, занятых своими делами, ему тоже не оказалось места. Вот такое необдуманное вмешательство в живую природу, даже, казалось бы, предпринятое с добрыми намерениями, может привести к плачевным результатам.
Теперь уже всем ясно, что природа, несмотря на видимую пышность, богатство и многообразие своих живых форм и проявлений, отнюдь не всемогуща в самопроизводстве. Ее «живой инвентарь» весьма чувствителен к внешним воздействиям. Особенно уязвим он, когда попадает под мощный пресс человеческой деятельности. И если хотим мы, чтобы наши дети и внуки могли испытать счастье общения с зайцами, лисицами, белками, медведями в естественной природной среде, а не в зоопарке, как это уже произошло во многих зарубежных странах, каждый должен помнить об охране и защите братьев наших меньших.
Георгий Ганешин
В сердце Сихотэ-Алиня
Шел первый месяц Великой Отечественной войны.
Группа выпускников ленинградских вузов была направлена военкоматом для ускоренного обучения в одно из военных училищ. Среди них были люди самых разных специальностей: лесник Всеволод Александрович Розенберг, историк Григорий Федорович Орех, композиторы Георгий Васильевич Свиридов и Вадим Николаевич Салманов, один скрипач, несколько филологов... Всего — целый взвод. Я в этом взводе представлял профессию географа.
Через месяц училище эвакуировали в Башкирию, в город Бирск. В конце 1941 года состоялся ускоренный выпуск курсантов. Лейтенанты В. А. Розенберг и я были направлены в Действующую армию в разные воинские части. Встретились мы только через 14 лет.
Вот как это было. Летом, 1955 года я делал доклад на заседании Дальневосточного филиала АН СССР о результатах геоморфологических исследований в Приморском крае. По окончании заседания ко мне подошел бородатый коренастый человек в очках с очень знакомыми глазами и улыбкой. Сомнений не было: передо мной стоял Всеволод Розенберг.
Миг трогательной встречи. Воспоминания о друзьях военных лет, рассказы о послевоенных путешествиях...
Оказалось, что войну В. А. Розенберг окончил в Маньчжурии. Демобилизовавшись, начал работать в Дальневосточном филиале. За прошедшие годы он изучил леса многих районов Дальнего Востока.
И у меня за плечами было уже десять лет путешествий по Хабаровскому и Приморскому краям. Сразу после войны я начал работать во Всесоюзном научно-исследовательском геологическом институте в Ленинграде.
В разговорах родилась идея проведения совместных исследований в одном из наименее изученных районов Сихотэ-Алиня. Было решено летом 1956 года заняться исследованиями геоморфологии и лесов бассейнов рек Самарги (восточный склон) и Анюя (западный склон). Это действительно были крайне слабо освещенные в литературе районы севера Приморского и юга Хабаровского краев.
Прежде всего пришлось задуматься над направлением маршрута.
Откуда начать путешествие — от долины Амура или со стороны Японского моря?
Если бы мы начали пересечение Сихотэ-Алиня с запада, нам предстоял бы очень медленный и утомительный подъем на батах по бурной, порожистой реке Анюю. Опытные удэгейцы тратят на этот путь около месяца, да и то при условии хорошей погоды.
Часто проходящие над Сихотэ-Алинем тайфуны, вызывающие затяжные дожди, а нередко и катастрофические наводнения, могли сделать наше путешествие еще продолжительнее.
Оставался другой вариант: от Владивостока до Самарги пароходом, вверх по реке на батах, перевал, далее вниз по Анюю до Амура. Было ясно, что и этот путь сулит множество трудностей и неожиданностей. Как преодолеть перевал? Где достать бат для сплава по Анюю? К сожалению, никто из местных жителей долины Самарги никогда не плавал по Анюю и опытного проводника по избранному маршруту найти было нельзя.
Приходилось полагаться на топографические карты да на свои навыки, полученные за многие годы работы в горах Дальнего Востока. Направление, которым нам предстояло пересечь Сихотэ-Алинь, было необычным и поэтому особенно заманчивым.
Как выяснилось позднее, мы оказались совершенно правы, забраковав западный вариант. Начав путешествие у берегов Японского моря, наш отряд с большими трудностями проделал шестисоткилометровый путь и благополучно завершил его на Амуре. Маршрут проходил совсем не так, как мы предполагали сидя во Владивостоке.
В данном очерке сделана попытка описать самые важные и интересные моменты нашего путешествия. Будучи геологом, я, естественно, обращал внимание главным образом, на особенности рельефа и геологического строения. Некоторые сведения о растительности были почерпнуты из бесед с моими спутниками — прекрасными знатоками флоры Сихотэ-Алиня.
Общение с нашими замечательными проводниками-удэгейцами раскрыло много трудноуловимых явлений в жизни тайги, обогатило нас новыми навыками работы на горных реках. Глубоко убежден: опытом этих лесных людей должен пользоваться каждый, кто совершает путешествия по безграничным просторам Дальнего Востока.
1. У моря
Плавание от Владивостока до Самарги не было продолжительным. Сразу же по прибытии мы принялись за организацию базы и подготовку к путешествию. Между делом с интересом знакомились с жизнью поселка.
Население Самарги объединено в два колхоза: «Сихотэ-Алинский колхозник» и «Самаргарыба». Удэгейцы работают в первом из них. Основное занятие — охота и рыбная ловля. Как рассказали нам местные жители, в бассейне Самарги много соболя, выдры, норки. Часто встречаются медведи и сохатые, изредка изюбры. Удэгейские охотники зимой надолго уходят в тайгу и возвращаются с богатыми трофеями.
На лето все население поселка Агзу, расположенного в среднем течении Самарги, спускается на долбленых лодках-батах к морю и занимается ловлей рыбы. Раньше удэгейцы редко выходили из таежных районов. Это были настоящие лесные люди, жизнь которых самым тесным образом была связана с берегами рек. Реки служили им источником пропитания, по ним на своих легких лодках они пробирались в самые глухие участки тайги. Во время путешествия мы не раз убеждались что удэгейцы лучше всего приспособлены к жизни на берегах рек, они не любят ходить на водоразделы.
