Теперь интересы местного населения значительно расширились. Многие надолго отправляются в мора на рыбный промысел, есть тут хорошие плотники и другие специалисты.
Близость моря наложила отпечаток на весь здешний ландшафт. Общий его облик суровый, неприветливый. Губительно действуют на растительность затяжные северо-восточные ветры, с которыми связана холодная и дождливая погода.
Вдоль берега тянутся многокилометровые галечниковые валы. К морю они спускаются пологим пляжем, а со стороны прибрежной равнины ограничены крутым и коротким склоном.
Местные жители рассказали нам, что в результате осенних штормов устье реки Самарги нередко оказывается запертым морскими наносами. Река ищет нового выхода к морю и образует новое устье, иногда удаленное от прежнего на большое расстояние. То же самое происходит и со многими другими реками, впадающими в Японское и Охотское моря.
Сила осенних штормов часто огромна. С изумлением смотришь на большой рыболовецкий катер, выброшенный волнами на гребень берегового вала.
За валами к северу и югу от нижнего отрезка долины Самарги расположена обширная прибрежно- морская равнина. Раньше она была покрыта высокоствольным лиственничным лесом, от которого теперь сохранились местами только пни. Лес был вырублен местным населением на хозяйственные нужды.
Лишь у самых сопок, окружающих равнину, кое-где сохранились отдельные крупные экземпляры лиственниц с характерными ветровыми кронами: ветви изогнуты к юго-западу, наветренная сторона стволов почти голая.
Повсюду на поверхности равнины видны следы блуждания устья Самарги в виде сухих русел и стариц. Сама равнина параллельно морю пересечена широкими вытянутыми повышениями — древними береговыми валами, размытыми и перевеянными.
Не вызывает никакого сомнения, что в прошлом на месте равнины существовал залив Японского моря, в который Самарга выносила продукты разрушения горных гряд. Прибойные и штормовые волны перемыли осадки и образовали серию береговых валов. Постепенно отступая, море породило эту равнину.
С помощью бурения здесь было бы нетрудно найти горизонтально-слоистые морские глины, переполненные диатомовыми водорослями, живущими только в морской воде. Такие микроорганизмы были обнаружены нами в сходных условиях в устье реки Тетюхе. В других районах побережья на некоторой глубине от поверхности находили раковины морских моллюсков
Очевидно, еще совсем недавно, всего несколько тысяч лет тому назад, Японское море проникало в сушу значительно дальше, чем теперь, оно образовывало в устьях рек заливы, и волны разбивались у подножий прилежащих сопок. В этих местах сохранились обрывы, возникшие под ударами волн. Кое-где они успели разрушиться, поросли кустарниками и деревьями, но все же следы деятельности моря видны достаточно хорошо.
Как давно отступило море от древних береговых обрывов? Ответить на этот вопрос помогает археология. На западном побережье Амурского залива известно много стоянок неолитического человека в виде так называемых раковинных куч. В большинстве случаев такие скопления раковин найдены на значительном удалении от моря, у самого подножия древних береговых обрывов. Вместе с этими остатками съедобных моллюсков встречаются многочисленные каменные орудия (наконечники стрел, топоры, орудия рыболовства и т. п.), подтверждающие, что образование раковинных куч связано с деятельностью первобытного человека.
Возраст неолитических памятников определяется в этих районах в 3—4 тысячи лет, примерно такими же цифрами можно датировать и время, когда началось образование прибрежных равнин. Но, может быть, в более ранние эпохи уровень моря был еще выше, и оно плескалось на более обширных пространствах современной суши? В таком случае остались бы следы древней береговой линии в виде высоких террас с уступами. На побережье Японского моря таких древних образований нет, поэтому не приходится говорить о глубоком проникновении моря на сушу. Наиболее высокая терраса поднята над современным уровнем моря на 12—15 метров. Ровная ее поверхность постепенно повышается в направлении сопок. Если уровень стояния морских вод поднять до этой отметки, то окажется затопленной узкая полоса вдоль современного побережья шириною всего в несколько километров.
Осмотрев окраину прибрежно-морской равнины в устье Самарги, мы убедились, что и здесь развита терраса высотою в 12—15 метров, образованная песчано-галечниковыми отложениями. Крутым уступом она обрывается к равнине. В ее отложениях, как явствует из работ наших предшественников, были встречены раковины морских моллюсков. Стало быть, терраса имеет морское происхождение.
Наконец все приготовления были закончены, и первого июля мы начали свое путешествие вверх по долине Самарги. Отправились двумя группами. Основной отряд, состоявший из Всеволода Александровича Розенберга, Евгения Калиниченко и меня, двигался пешком по левому берегу реки. Впереди шли вьючные лошади. Их вел удэгеец Михаил Николаевич Каза — один из лучших охотников в бассейне Самарги. Раньше он уже участвовал в нескольких геологических экспедициях в верховьях реки вместе с геологом В. А. Ярмолюком. Михаил Николаевич — сильный, рослый удэгеец средних лет, неизменно жизнерадостный, оптимистично настроенный человек. Он оказался прекрасным товарищем и стойко переносил все тяготы утомительного пути.
Вторая группа состояла из семьи Андрея Самандиги. Они должны были на своем бату подняться с экспедиционным грузом вверх по Самарге до первой переправы у деревни Унты.
Андрей значительно старше Михаила и физически уступает ему. С малых лет привыкший плавать по горным рекам, он прекрасно владеет шестом. Вместе с Андреем отправились в путь его жена Нюра и пятилетняя дочка Соня, уже знакомая со всеми невзгодами таежной жизни.
В поселке Агзу к нам должен был присоединиться еще один проводник с лошадью.
Постепенно удаляясь от берега моря, мы пересекли равнину. Идти было легко, не жарко. Чем дальше вглубь материка, тем теплее и теплее. Резко изменялся облик растительности, она становилась богаче и пышнее. Когда мы обогнули отрог сопки, отгораживающей долину Самарги от моря, то появились клен, ильм, лещина, монгольский дуб. На всем были заметны признаки самого начала лета: цвели ландыш и хемирокалис, давно уже отцветшие в Южном Приморье.
В долине Самарги произрастают леса из различных видов ивы, ольхи и лиственницы. Склоны сопок покрывают густые заросли молодого березняка и низкорослой лиственницы, возникших на месте старых гарей. Лишь кое-где виднеются крупные старые лиственницы — обгоревшие, но сумевшие выжить.
Перед выходом на приморскую равнину Самарга течет в узкой долине, коренные склоны сопок почти смыкаются. Тропа, по которой мы движемся, прижата к воде. Справа от нее круто поднимаются каменные осыпи. Тропа эта то взбирается на отроги сопок, то снова опускается к самой реке. С возвышенных мест сквозь стволы деревьев просматривается широкая панорама долины. Видны многочисленные рукава и острова Самарги, поросшие густым лесом из прямоствольной ивы — чозении. Там, где долина, расширяется, появляются террасы. Самая, высокая, с лиственным лесом, приподнята над руслом на 8—12 метров.
Стало быстро смеркаться, а когда мы дошли до Малиновки, было совсем темно. У самой деревни заметили отблески больших костров. Это рыбаки ловили горбушу, семгу и гольца. Начался летний ход рыбы.
Вечер выдался очень прохладным, и наши хозяева, в усадьбе которых мы расположились на ночлег, опасались ночного заморозка. Несколько дней назад температура упала ниже нуля и некоторые овощи в огородах померзли.
Утро следующего дня также было прохладным и туманным. Чувствовалась близость моря.
Наши хозяева рассказали, что раньше в Малиновке насчитывалось 22 дома, но после пожаров население покинуло эти места. Осталась только одна семья.
По берегам Самарги на склонах сопок виднелись следы этих пожаров, свирепствовавших неоднократно. Девственных лесов, не тронутых огнем, здесь почти не осталось. На их месте возникли низкорослые заросли лиственницы.
Гостеприимные хозяева угостили нас вкусным завтраком из жареной и отварной горбуши и гольца.
Выше Малиновки тропа идет по широкой долине Самарги. Кое-где виднеются рощицы из высокоствольных белокорого ильма и лиственницы. Интересно и непривычно было видеть сочетание типично южной формы (белокорый ильм) с представителем северной тайги — лиственницей. В Южном Приморье ильм обычно встречается в поймах рек вместе с корейским кедром, образуя ильмово-кедровые
