подводных путях обитателей глубин.
Когда-то был на острове рыбозавод, потом решили, что проще и спокойней для людей жить на Камчатке, там и закатывать крабов в банки с яркими этикетками. С тех пор людно на нем с весны до осени, а на зиму остаются одни метеорологи.
Мухитов показался на островной улочке, когда совсем стемнело.
Уже и маячок на макушке острова заморгал не блекло, как в сумерках, а во всю мощь, и мотоботчики, степенно перекуривавшие у крылечек, стали расходиться по домам.
Лидер островных краболовов долго мыл руки под навесом, счищая с ладоней морскую слизь. Вместе с мотористом он специально задержался на мотоботе — проверить забарахливший к вечеру движок. Крабовая путина коротка. К июлю краб уходит куда-то в коралловые дебри менять панцирь, и промысел затихает до следующей весны. Два месяца от силы, минус штормовые дни, — и конец крабовой охоте. Так что для краболовов до июля отдых — понятие туманное. Затемно в море, ставить снасти, затемно к острову.
Вслед за Мухитовым я вошел в темные сени, потом в комнату. Парни из его экипажа уже поужинали и ожидали своего старшину, лениво перестукиваясь в домино. Мухитов сел, не слушая отговорок, пододвинул и мне тарелку с борщом и принялся за еду. Парни, получив наказы, отправились спать, а мы еще с полчаса посидели, разговаривая под писк транзистора.
Мухитов попал на Птичий прямо с моря. Сначала из своей Казани по договору приехал он во Владивосток на огромный краболовный плавзавод. Поработал там сезон, потом случайно оказался на острове. Заехавший туда председатель колхоза уговорил остаться. Так и получилось, что Юрий стал островитянином, ни разу не побывав на самой Камчатке. Где спокойней работать? Конечно, на плавзаводе. Недавно сдавали они крабов на того же «Сергея Лазо», приятели (а их там у Мухитова не счесть) кричали с борта, чтобы возвращался. Зачем, мол, тебе эта скала? Заработок побольше, зато и жизнь суровей. Ближайшая почта за проливом, до ближайшего магазина, пока не открыли на острове лавку, часа полтора надо было плыть по морю, потом по реке. Не иначе как доверие держит. На плавзаводе твое дело ловить, да и только. А здесь не успеешь мотобот поставить на прикол — берись готовить все к грядущей путине. А зимой что ни год приходится во Владивосток летать, там на судоремонтном заводе колхоз заказывает новые мотоботы. Такие суденышки еще долго ничем не заменишь. Пробовали с малых сейнеров ловить, вроде получается, но мотоботы выгоднее. Да и у сейнера другая забота — гонять тралом треску и камбалу. Как их с крабом сравнить?
— Завтра сам увидишь, — сказал Мухитов, гася сигарету. — Узнаешь, что за зверь такой морской нас в море выманивает. Пойдем-ка пока отдыхать.
Утром я проснулся от унылого ржания за стеклами гостевой комнаты. Рыжая коняга раздвигала мордой прошлогодний травостой, выщипывая июньские травы. За стеной в кабинетике Харитонова рокотала рация. Видно, подошло время утренней связи с берегом. Я оделся и, решив, что Мухитов, видно, забыл про обещание разбудить перед уходом, вышел из комнаты.
Рация умолкла. Харитонов вешал наушники на гвоздь.
— Не спеши вставать, — засмеялся он. — Скверный прогноз. Никто в море не вышел.
Облака курчавились как обычно. Ветерок едва рябил воду. Так и не разобравшись в погоде, я пошел за полотенцем, а вновь выйдя из дома, понял, почему охочие до промысла мотоботчики предпочли постоять денек на приколе.
За южным мысом назойливо глыбились волны. Как говорят в камчатских селах, море «слюнило» не на шутку. Рифы, продолжавшие мыс, и не пытались разбивать валы, белые гривы которых все чаще выхлестывали в пролив, где тиха была еще зеленоватая вода. Но волнение докатывалось и до рейда. Суденышки по-вечернему держались клином, однако раскачивало их изрядно. Ни порт-надзора, ни службы безопасности мореплавания на Птичьем, само собой, не завели, но старшины, привыкшие в море работать, а не искать приключения, не спешили слать мотористов на рейд.
— Не повезло, — крикнул мне Мухитов. — И на Камчатку сегодня не прорвешься. На рыбозаводе, наверно, уже собрались воду солить. Пережидай.
Солить воду у Охотского моря — занятие невеселое. Да что еще придумать, когда в шторм не вывести наливную баржу из устья реки? По технологии, крабов перед закаткой в банки полагается сварить в морской воде. Пока завод располагался на острове, недостатка в ней никто не испытывал. Теперь же приходится что ни день посылать баржу подальше от Камчатки, где речные струи не в силах опреснять море. А сегодня, на традиционной дегустации консервов в лаборатории рыбозавода, сетований не избежать.
Я умылся под навесом, попил чаю с мухитовским экипажем и пошел знакомиться с распутчиками. Они и в шторм без работы не остаются.
С вечера ловцы снесли на берег перепутанные мотки сетей. Наутро они снова погрузят на свои верткие суденышки сети, но уже разобранные, аккуратно уложенные, которые без помех можно будет майнать за борт, когда старшина мотобота глянет сначала на солнце, потом на дальние очертания берегового мыса и скомандует опускать снасти, перегораживать неведомые крабовые тропы. А пока ставят да выбирают снасти в море, береговые помощники краболовов распутают и подготовят сети, которые парни возьмут в море на следующий день, привычно торопясь за удачей.
Для распутицы у самой воды издавна поставлен длинный дощатый навес, изредка спасающий от жары, а чаще от затяжного непогодья. Развешанные под навесом сети обволакивали распутчиков зеленоватой паутиной. Они работали быстро, почти не перебрасываясь словами. И не удивишься. Вспомнишь, как на субботней рыбалке приходилось клясть судьбу, разбираясь в узлах и петлях перепутанной лески. А на Птичьем бесконечные километры сетей, и как угадаешь, на какой узел стоит надавить, какую ячейку сети подтянуть, чтоб расправленные снасти покорно легли к ногам.
Долго пришлось бы мне ожидать паузы или перекура, если бы меня не приметила Лиля. Дымящаяся «беломорина» переехала из уголка ее рта к центру губ и уставилась на меня отдаленным подобием огнестрельного оружия. Подумав еще, Лиля отложила игличку, предназначенную для латания сетей, и без слов протянула мне руку.
По возрасту Лиле Эвлак скоро можно и на пенсию, но, не пропуская ни одного сезона, она с первым же караваном переправляется на остров. Лиля из береговых коряков, из нымылан. Ее предки издавна кормились у воды, ставили сети, сплетенные из крапивы и кипрея, на лососей, идущих на нерест вверх по течению. Мастерили из тополиных стволов легкие долбленки-баты, но воды все-таки побаивались. Даже реки мнились им обиталищем духов, а что уж говорить про моря?
Лиля смотрела на Охотское море деловито и бесстрашно. Тревожилась, правда, немного, потому что дней через десять должна приехать внучка на каникулы. Внучка учится в Петропавловске-Камчатском на медсестру. Лиля ее год не видела, значит не усидеть ей на острове до конца путины, придется отпрашиваться на денек-другой, и опасение ее из-за погоды. Сегодня пусть поштормит, лишь бы к ее отплытию затихло.
Чего я так и не смог узнать, это отчества Лили. От вопросов она отмахивалась, приговаривая: «Я же самый сердитый человек на острове, а будут по отчеству звать, еще задобрею». Но товарищи ее по работе подходили к ней уважительно, да без боязни. Сказали мне по секрету, что добродушней человека на острове не сыскать. Накануне причалила лодка. Сошел на берег парень. Ну, приплыл, и жди, когда с моря краболовы придут. Так Лиля не оставила его в покое. До вечера далеко, чего ж ходить да скучать? Выяснила, на какой мотобот его направили, отвела к поварам, а как покормили и место в доме отвели, без разговоров наказала новичку помогать распутчикам, благо других занятий у него еще нет.
— Лиля, — окликнул ее Мухитов, обсуждавший что-то со своим экипажем у деревянной эстакады пирса. — Ты курибана не видела, куда он запропастился? Надо бы на рейд, забрать барахло, пока не раскачало.
— Откуда мне знать. Он сам себе голова.
— Ты же у нас хозяйка берега.
Лиля по-доброму улыбнулась, так что узкие глаза северянки съежились в тоненькие, едва ли не пунктирные щелочки, и сказала:
— Серка пошел покормить, не то опять у вас рыбу таскать начнет.
Серко — так, оказывается, звали лошадь, которая бродила под окнами комендантского домика, а насчет рыбы я было не понял.
— С причудами конь, — подсказал мне один из распутчиков. — Когда-то штормило недели две подряд,
