историю».
Окончив рассказ, я заметил, что на Аню он произвел гораздо большее впечатление, чем куча находок, лежащая па песке.
Все яснее становился непривычный для меня гул приближающегося глиссера. Я даже взглянул на небо, пытаясь отыскать там самолет. Заметив это, Аня расхохоталась:
— Не ищите ничего на небе, там чисто... На глиссере ведь установлен авиадвигатель, вот он и рычит.
— Понятно, — улыбаясь сказал я и принялся завязывать рюкзак.
Глиссер шел на огромной скорости, вышвыривая из-под днища бешеные потоки воды; высоко задрав нос, он, казалось, вот-вот взлетит. Рев оглушал пустынный берег.
Аня, опустив голову, стояла у самой кромки воды, роя носком туфельки ямку. Потом, резко повернувшись, взмахом руки позвала меня. Я подошел.
— Советую добираться до Циммермановки, оттуда позвоните в Киселевку и узнаете, где Окладников. Если его нет там — звоните в каждое село по цепочке. Добираться будете тогда теплоходом.
Но вот глиссер у берега. Долю минуты мотор работает на малых оборотах, потом, вздрогнув, останавливается. Водитель, не выходя из кабины, приветственно машет рукой.
— Наконец-то появились у меня шансы приступить к погоне за экспедицией, — с облегчением сказал я. — Для вас у меня нет слов благодарности, настолько велика ваша забота обо мне. Вы меня приютили, выручили... У вас большое сердце, доброе. Спасибо! — я протянул руку, а она положила на нее свою. — Еще раз спасибо вам, мисс Амурчанка...
Щучий остров
До Циммермановки глиссер прямо-таки долетел, но этот путь надо было пережить всем своим существом. Было такое ощущение, словно меня с бесшабашной удалью прокатили по грандиозной стиральной доске.
Причалили у дебаркадера. Затекшие ноги едва удерживали обмякшее тело, тряслись руки... Ничего подобного, конечно, мне ранее испытывать не приходилось, и я с немалым удивлением спросил водителя:
— Миша, как ты только работаешь на этом полуреактивном драндулете?
— Кроме радикулита-с, ничего плохого не имеем, — широко улыбнувшись, ответил он, обхватил длинными красивыми пальцами спину, стал приседать. — Разминочка — лучший отдых для скрюченной радикулитом спины.
Распрощались мы с Михаилом тепло.
От дебаркадера я поднялся по лестнице на обрывистый берег. И сразу увидел солидных размеров село с ухоженными домами, которые с дебаркадера я не заметил из-за крутизны берега.
Без затруднения нашел почту, упросил телефонистку обзвонить цепочкой села вниз по Амуру и узнать, в каком из них находится экспедиция Окладникова. Скоро телефонистка радостно замахала мне рукой: «На линии Мариинское. Сейчас будет Окладников. Он в гостинице на дебаркадере».
Тут же я услышал голос Алексея Павловича: «Ожидайте в Циммермановке проходящего теплохода и езжайте до Мариинского. И не беспокойтесь, — успокаивал он, — мы вас подождем обязательно. Насколько мне известно, теплоход скоро прибудет к вам».
В томительном ожидании судна я отправился на берег. На дебаркадере рыбачили двое мальчишек и пожилой, с интеллигентной внешностью мужчина. Он то и дело вытаскивал на палубу трепещущих чебаков.
— Представляете, — сказал он, снимая с крючка очередного чебака, — это же мелкотня, а жареная она очень вкусна. Я тут вроде бы в отпуске. Надоело сидеть пенсионеру дома, вот и маханул за одиннадцать тысяч верст, как говорили в старину, край света посмотреть. Ехал специально поездом. Интересный, скажу вам, край! Просто удивительный! Перед отъездом рылся в справочниках, любопытствовал. И подумать только: один Ульчский район, куда относится Циммермановка, занимает территорию, равную Нидерландам, а площадь, покрытая лесами, равнозначна территории Бельгии. Фантастично!
— Ничего не скажешь, край велик, — не без гордости заметил я. — Только долго придется осваивать эти богатства. К нам с запада не очень-то рвутся. Сами посудите, — обратился я к мужчине, — на такой огромной территории проживает населения столько же, сколько, к примеру, в Ленинграде. Боятся, что лишний раз в театр не сбегают, считают, что опустошатся духовно, увянут...
— Бросьте вы сердиться на западников. Вопросы миграции населения не так уж и просты, как вам думается, — добродушно сказал он. — Со временем приток населения на Дальний Восток будет расти очень интенсивно. История не будет знать ничего подобного. Здесь нужна, мудрая политика, чтобы не причинить вреда в этом развивающемся экономическом регионе.
— Из каких мест сами-то? — не выдержал я.
— Из Подмосковья. Красногорск — слыхали? Как отвоевался, так с семьей и прижился там. До самой пенсии проработал на заводе. Младшему брату в подарок «Зенит» привез, пусть гостя из Америки фотографирует.
— Как это из Америки? — удивленно спросил я.
— Вы разве не знаете? В Циммермановку приезжает подданный США Вильям Циммерман, внук бывшего рыбопромышленника Циммермана, основавшего это село. В годы революции это семейство эмигрировало за границу. И вот семидесятилетний старикашка из Сан-Франциско решил навестить село, где прошло его детство.
С нескрываемым удивлением я посмотрел на мужчину. Он, насаживая на крючок червяка, сухо пояснил:
— Брат информировал. А жители, между прочим, готовы встретить заграничного гостя. Еще бы, добился визы в такую даль — на Амур.
— Неужели только к концу жизни понял: чужбина никогда не может заменить родину?
— Бог с ним. Понимать психологию таких людей отказываюсь, потому что не пойму. Их, кажется, всю жизнь должен точить червяк, — он равнодушно посмотрел на крючок, забросил удочку в воду, потом вдруг мрачно сказал: — Я бы так не смог и дня жить...
К вечеру теплоходом «Хабаров» я, наконец-то, прибыл в Мариинское. В гостинице на дебаркадере отыскал Алексея Павловича.
— Ну, вот и прекрасно. Как добрались? Впрочем, что я спрашиваю, известное дело — с приключениями. Пойдите, поужинайте в селе. Ребята наши уже в столовой. Вы их узнаете по энцефалиткам.
После ужина я вернулся в крошечный номер гостиницы к Алексею Павловичу, где, едва поместившись, стояли ребята в энцефалитках, которых в столовой я не нашел. Алексей Павлович тут же прекратил беседу с ними, мягко произнес:
— У нас пополнение. Прошу любить и жаловать, — потом поочередно представил каждого члена отряда и уже спешно закончил: — Ночевать прошу всех в катере. С утра, значит, отправляемся на Сучу. Отсыпайтесь хорошо — работы предстоит много.
Сучу — это живописный остров. Местные жители его называют еще Щучьим. Это тот самый остров, который сегодня упоминается практически в любой статье или монографий, касающейся каменного века в Приамурье. Сучу растянулся у берега Амура, напротив самого Мариинского. С виду остров немного диковат и даже таинствен.
В суровое время освоения приамурских земель на острове поселилась отважная сотня конных казаков. Образовав здесь станицу, они сохранили за ней название Сучу, данное в незапамятные времена коренными жителями ульчами.
Само Мариинское сегодня — большое село. Основано оно было как Мариинский пост в 1853 году на правом берегу озера Кизи при выходе из него в Амур. Участником Амурской экспедиции Г. И. Невельского мичманом Петровым около пяти часов вечера 10 августа было уложено несколько бревен будущей казармы. Несколько позже в двух рубленых казармах проживали матросы. К моменту второго сплава по Амуру с
