защитниками в посту насчитывалось более двух с половиной тысяч человек. Жил здесь и Г. И. Невельской со своей женой и ребенком в двух комнатках, отведенных специально для них.
Утром следующего дня, как было установлено распорядком, наш катер вышел к острову Сучу.
Всех членов экспедиции семь. Мы еще не стряхнули остатки сна, сидим на палубе катера, и каждый неизвестно о чем думает. Справа от меня, свободно вытянув босые ноги, подперев спиной борт, сидит на палубной скамье этнограф Владилен Тимохин. Он молод, крупного телосложения. Начинающаяся полнота подчеркивает его солидность. Его сын Санька, второклассник, расторможен предстоящей поездкой и теперь пребывает в бурном оживлении — носится по нагретой утренним солнцем палубе, В экспедицию Саньку отец взял впервые, и малый весьма доволен поездкой.
Взобравшись на самый нос катера, художник и фотограф Михаил Роменский нацелился на остров камерой и ожидает тот единственный кадр, который всецело отразит общий вид Сучу со стороны Амура.
— Разведка впервые на острове проводится? — обратился я к Тимохину.
— Нет. В тридцать пятом Алексей Павлович был здесь с экспедицией, организованной этнографом, фольклористом, писателем, крупным знатоком жизни народов Севера Тан-Богоразом. Алексей Павлович в то время был еще аспирантом. Тан-Богораз просил его поискать на острове предметы искусства древних амурских племен. Ничего подобного они не нашли, но раскопали жилище последней эпохи каменного века — неолита. Собрали характерную керамику со спиральным орнаментом и «амурской плетенкой» (сетка с ромбическими ячейками), а также каменные изделия.
Я посмотрел в сторону Алексея Павловича. Он стоял у борта, облокотившись на него правой рукой, негромко что-то рассказывал светловолосому, обаятельному студенту Александру Новаку.
Своими берегами Сучу круто обрывается к реке. Возвышенная верхняя часть острова сложена из скалистых пород, нижняя — из рыхлых супесчаных и глинистых отложений, достаточно сильно размытых в паводки.
Высадка занимает считанные минуты. В одну кучу на берегу сбрасываем лопаты, ножи, совки, метелки, почтовую бумагу...
— Со стороны Мариинского на острове рассеяно множество ям-западин. Это остатки древних жилищ, землянок. Отыскать их бывает сложновато из-за того, что они заплыли землей, а то и просто сравнялись с ней, — старательно инструктирует нас Алексей Павлович.
— А что же раскапывать? — не выдержал Новак и залился красивым румянцем. Потом смущенно продолжил: — Что-то кругом лес, скалы...
— Копать будем жилища, видимо, неолитические, а может быть и другого периода, — сказал Алексей Павлович и смеющимися глазами посмотрел на Александра. — Характерные признаки неолита на Амуре — керамика, шлифованные орудия из камня, лук и стрелы. Лук и стрелы, естественно, не встретим, а вот наконечники — обязательно. Вообще, когда мы говорим об Амуре, то непременно вспоминаем о рыбе. Реки с подобным разнообразием видов рыб у нас в стране нет. В неолите рыболовство для жителей — исключительно важное занятие. Оно было основой их материальной культуры, включая даже одежду, которую древние жители умело изготовляли из рыбьей кожи. В неолите рыба для человека становится наиглавнейшим источником существования. На Амуре под рыбой мы должны, прежде всего, подразумевать кету. В проходной сезон река от нее буквально кипит. Думаю, что пять-шесть тысячелетий назад кеты было несравненно больше. Топография размещения жилищ на берегах реки открывает нам картину особого значения сезонного хода рыбы. Теперь нам ясно: в неолите рыболовы были более обеспечены пищей, нежели их соседи по Сибири — охотники, бродящие впроголодь по тайге в поисках пропитания. На Амуре жилось лучше, население быстро росло и размножалось. Огромные запасы сушеной, квашеной рыбы давали возможность жителям этих поселков беззаботно проводить суровые и длинные дни зимы. Был им известен и промысел осетровых рыб, но, в отличие от промысла лососевых, он связан с долей риска, с определенными трудностями. Археологам уже встречались на Амуре просверленные крупные камни, палицы или кассеты из вулканических пород — без них рыбаку невозможно было справиться в своей хрупкой лодчонке с такими огромными рыбинами, к примеру, как калуга, весящая до тонны. Только оглушив добычу, рыбак мог спокойно доставить ее в селение.
— А встречались вам, Алексей Павлович, костные останки рыб на раскопках? — спросил я, усаживаясь на базальтовый валун. — И какие имеются еще археологические доказательства рыболовства у древних амурчан, помимо каменных палиц для убоя крупных рыб?
— На Амуре найдена, видимо, одна из древних блесен на Земле из нефрита. Испытание блесны в воде убедило нас в ее назначении. Часто на поселениях встречаются каменные грузила с желобком для привязи или с отверстием на одном конце. Материалом для изготовления часто служил галечник. Грузила крепились к сетям, использовались и для невода на крупных реках с быстрым течением. А вот, к сожалению, костей рыб в неолитических поселениях встречать не приходилось. Кость на Амуре из-за повышенной влажности почвы не сохранилась, — с долей сожаления произнес Алексей Павлович.
— А для души, если хотел человек порыбачить, были ли какие-то индивидуальные средства? — шутливо спросил Роменский.
— Можно с уверенностью сказать, что крючки человек мог выделывать из клыка кабарги, дерева. Били рыбу и острогами...
Незапланированная беседа явно затянулась и, памятуя о том, что время — золото, Алексей Павлович с сожалением развел руками. Поправив пластиковый козырек кепи цвета хаки, расстегнув пуговицу ворота клетчатой рубашки, он направился вдоль обрывистого песчаного берега. Он шел неторопливо, то и дело нагибался, что-то поднимал с земли и после беглого осмотра находки клал ее в карман.
Позже Тимохин объяснил: Окладников страшно везучий на сбор особо интересного подъемного материала — предметов, выходящих на дневную поверхность земли в силу каких-то разрушающих ее целостность факторов. И тогда находки просто валяются на земле. Они указывают на залегание археологического памятника где-то вблизи.
Разрушающее действие реки на здешние древние жилища — полуземлянки — очевидно даже для моего неопытного глаза. Часть их уже полностью или же наполовину скрыта в водах реки. Зрелище удручающее: они разрушаются не по дням, а по часам.
Чтобы представить структуру этих жилищ, не требовалось их раскапывать полностью, достаточно было зачистить обнажения и осыпи — перед глазами сразу вырисовывался профильный разрез всей полуземлянки.
Зачищать жилища, сплошь состоящие из песка, было легко и приятно. Песок резался лопатой с едва слышным шуршанием. Натыкаясь на что-либо твердое, лопата издает укороченный резкий звук.
Увлеченные работой, мы не обращали особого внимания на несносную духоту, рои комаров, укусы слепней, Иногда нас баловал прорвавшийся с Амура слабый ветерок, и мы с жадностью принимались вдыхать освеженный воздух.
На Сучу мне удалось уяснить столь распространенное среди археологов понятие «многослойности» памятника — определенной системы залегания культурных слоев в зависимости от давности образования их.
Никому из занятых зачисткой берега не пришлось томиться в ожидании находок. С каждым движением лопаты у кого-то что-нибудь да появлялось. Тогда мы мгновенно образовывали круг и принимались жарко гадать: что же это за находка? Проконсультироваться у Алексея Павловича не могли, потому что он еще бродил по острову в поисках ям-западин.
Сенсационными оказались несколько фрагментов керамики, окрашенных в яркий малиново-красный цвет. О ней Алексей Павлович позже скажет, что крашенная керамика, как и спиральный орнамент, оставленный на ней, как и «амурская плетенка», характерна для так называемой нижнеамурской неолитической культуры.
Довольно скоро стали попадаться кремневые отщепы — сколы с кремневых ядрищ-нуклеусов. При изготовлении каменных орудий они всегда образуются в изобилии, как стружки у плотника или столяра при работе с деревом. На том месте, где работал древний мастер, обычны целые скопления их. Попытки археологов получить отщепы опытным путем вызывают чрезвычайные затруднения. Ныне нам ясно, насколько сложно изготовление каменных изделий. Оно представляет искусный высокотехнический процесс. Люди каменного века превосходно владели этой техникой, но для нас, научившихся управлять атомными
